Тараторомузелла вцепилась в жену директора, как продавщица чурчхелы на пляже. Роза ждала папиных назначений в бассейне. На голове у нее стоял стакан со льдом. Для охлаждения вокального пыла. Рядом с бортиком, будто поджидая папу, лежал лабрадор Дебюсси, закрыв морду лапами. Роза пела.
— Доктор! Простите, Аркадий! Как я рада вас видеть! — забасила она, выбираясь на сушу. Папа откашлялся и попросил ее отнестись к заданию серьезно, даже если оно покажется ей смешным или глупым. Роза послушно кивала, капая растаявшим льдом на папин блокнот.
Пока папа прописал ей слушать вот такие композиции:
«БУРАТИНО» И «ЛЕГИОН ВРЕДНЫХ КОЗ» В ИСПОЛНЕНИИ ЭЛЛЫ ПРИМАДОННАЧЕВОЙ,
BABE, YOU CAN BITE MY BAR И VER-MICHELLE ГРУППЫ «ФЛАЙТЛЗ»,
ПЕСНЮ «ИННА» ГРУППЫ «ИННА-ИННА»
И «ПАРАПЛАН» ЛИБЕРИЯ ВАЛОНТЬЕВА.
— А завтра мы приступим к следующему этапу лечения, — пообещал он.
За ужином папа признался, что сам такую болезнь никогда не лечил. Но он точно знает: чтобы выздороветь, надо сбить эту инфекцию с толку. Сначала поменять местами слова внутри песен, а потом — перемешать тексты и мелодии.
— Тараторомузеллы — очень системные существа, — сказал папа. — Они выросли из маленьких музыкальных вдохновений, но неудачно мутировали. Если нарушить их планы, они теряются, расстраиваются и сами собой уходят.
Мы с мамой переглянулись и, кажется, подумали об одном и том же… А вдруг папа сам заразится тараторомузеллами?
Шипы и розы
Если днем случается что-то очень необычное или я сильно переживаю, мечтаю и чего-то боюсь, ночью мне обязательно снятся кошмары. Это не просто ужасные сны, в которых меня преследуют привидения, учителя из школы или стоматологи. Это целые триллеры, драмы и сериалы о потусторонних мирах со мной в главной роли.
На этот раз в мою голову забрался страх, что папа сам заболеет приставучими, надоедными песнями. Всю ночь я ворочалась в кровати. И буквально уворачивалась от стонов и скрипов оркестра, играющего «Кота» и «Инну». Папа выходил на сцену и вместо своих произведений исполнял «В траве кузнел сидечик» или «На дымоходе в шахматы играют». Представляете, какой ужас?
Но у папы был отличный музыкальный иммунитет! После общения с поющей пациенткой наш известный композитор не утратил ни гармонии, ни чувства ритма. Разве что иногда неожиданно менял тональность. И выдавал легкие джазовые импровизации.
Вторым этапом лечения стал концерт. Об этом мы узнали даже не от папы, а из афиш и объявлений, расклеенных по пансионату. Пленкин все-таки добился своего. Видимо, он так сильно хотел, чтобы папа сыграл для отдыхающих, что даже тараторомузелла решила ему помочь.
Афиши, сжимавшие в правом верхнем углу алую розу, сообщали, что:
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ В АКТОВОМ ЗАЛЕ БОЛЬШОГО КОРПУСА СОСТОИТСЯ КОНЦЕРТ.
ВОКАЛ: РОЗА ПЛЁНКИНА.
АККОМПАНЕМЕНТ И ИДЕЯ: АРКАДИЙ ГЛУШКОВ.
СБОР ГОСТЕЙ В 19:00.
Насчитав седьмую афишу, после пляжа и вместо обеда мы с мамой отправились в актовый зал. Шли молча, но мне казалось, что я слышу мамины мысли. Она вспоминала, как папа кружил по гостиной в номере и возмущался:
— Директор при каждой встрече говорит о концерте. Это просто бестактно! Нам не надо было сюда ехать!
А мама говорила, что куда бы папа теперь ни приехал, от него будут ждать музыку.
— Но, конечно, ты имеешь право отказаться от любых выступлений.
И папа отказывался — наотрез.
— Что-то мне совсем не хочется есть, — расстроенно сказала мама. У нее весь загар испарился из-за этих афиш. Мы шли по коридору к актовому залу. Лампочка у нас над головой замигала. Я потянула на себя тяжелую дверь. Мне было жаль, что тараторомузелла вмешалась в нашу жизнь. Мама сдвинула брови, сжала кулаки и шагнула в зал.
Папа сидел за пианино и прямо спиной чувствовал, что у нас к нему вопросы. От хлопка двери пушистые волосы вокруг его лысины шевельнулись. Мне стало не по себе. Особенно когда я увидела, что рядом с папой, у фортепиано, стоит Роза. В этот момент она закатила глаза, глотнула воздуха и забасила:
Тамаг-о-о-очи черррррные,
Тамагочи стрррррастные,
Тамагоччи ждучие, голодные — ужа-а-аасные…
Важное уточнение: мама ненавидела эту песню больше всего на свете. Понимаете? Как я ненавижу борщ с пампушками и колючие колготки зимой.
И вот теперь по актовому залу волнами катился этот музыкальный ждучий голод. Слава богу, увидев нас, Роза замолчала. Под скрип паркета мы с мамой тихо двинулись к сцене. Кажется, мы ступали нога в ногу. И чуть пригнулись. И даже крались. Медленно, будто в фильме ужасов, папа обернулся.
Его усы приветственно встопорщились.
Как люблю-у-у я вас, как бою-у-усь я вас.
Знать, кормила вас я в недобрррррый ча-а-а-ас.
Роза зачем-то снова загудела и зарычала.
С тонущего корабля первыми убегают крысы. А из актового зала первым удрал Дебюсси. Он прижал уши, поджал хвост и поспешил к выходу, ворча что-то под свой собачий нос. Наверное, нюх подсказывал ему, что дело пахнет не очень.
Я посмотрела на маму. Роза и папа тоже посмотрели на маму. Мама, выпрямив спину, провела пальцем по крышке инструмента и посмотрела в окно. Алое солнце отражалось в ее блестящих глазах.
— Рада, что вам стало лучше, — обратилась она к Розе, будто открыла нараспашку морозильную камеру. — Красивые афиши.
«Может, афиши нарисовали чьей-то кровью?» — подумала я.
Мамины слова повисли на люстре под самым потолком и расселись, как голуби, у папы на плечах.
— Я не успел сказать. — Папа виновато опустил голову. — Концерт будет небольшим. Терапевтическим.
— Террррапевтическим? — Мама словно ножом прорезала воздух. Из окна полился закатный вишневый сок.
Жена директора уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но папа приложил палец к губам — очень печально и не глядя на маму.
— Роза, молчите. Иначе потеряем весь эффект.
— Прекрасный выбор песни для концерта. До встречи. — Мама сухо кивнула Розе и пошла к двери.
Вот вы — что бы сделали на моем месте? Попытались разрядить обстановку шуткой? Или схватились за живот, будто у вас приступ аппендицита? Присоединились бы к маме? Или остались поддержать папу?
Я вот растерялась. И ужасно обрадовалась, когда увидела в окно Ларису.
— До встречи на концерте! — повторила за мамой я и убежала. На цокольный этаж.
I want