- Михаил Алексеевич, я тут на подпись вам принесла...
- Тась, у нас что, в лотке документов на подпись место закончилось? Хоть ты не беси меня, а? Итак придурков сегодня хватило. Кстати, что там по фурнитуре немецкой? Нашли, в итоге, эти дебилы складские?
- Это важно, Михаил Алексеевич. — Я положила лист с заявлением прямо перед начальником.
Он, зло выдохнув, глазами быстро пробежался по тексту и, вдруг замер.
Непривычно так. Даже моргать перестал.
Сердце стучало как бешеное. Я ожидала... да чего угодно. Ора, привычных криков, но только не тишины, абсолютно оглушающей.
И точно не вкрадчивого, совершенно не свойственного моему начальнику голоса после.
- Тася, это что такое?
3.
- Вы видите, что это. - Не знаю, откуда во мне нашлась смелость ответить начальнику подобным образом. Но, на самом деле, я вообще не умела лебезить перед людьми. Когда-то Михаил Алексеевич даже признался мне, что это моё качество его в том числе и подкупило при приёме на работу.
Я гордилась тогда, потому что босс на похвалу был очень скуп, я бы сказала. И только потом до меня дошло, что, возможно, это и не комплимент был вовсе.
Не присуще это моё качество обычно было женщинам. Женщина должна была быть хитрой, манкой, себе на уме. Знать, что сказать, или сделать, чтобы мужчина принял решение в её пользу, и сам не понял, что сделал это по указке женщины.
Я же часто была прямой, как палка. Да, умела говорить и деликатно, вежливо, но всё-таки... интриганка была из меня никакая.
В том-то и дело, что вижу. И не понимаю, что происходит.
- Я хочу уволиться. Обычное дело в рабочем процессе.
Михаил Алексеевич откинулся на спинку рабочего кресла, и посмотрел на меня прямо, внимательно. От его взгляда у взрослых больших мужиков поджилки тряслись, но я привыкла за годы работы с ним к подобному, так что храбрилась до последнего.
- Интересно. Я так понимаю, что-то случилось? — Нарочито спокойно говорил он Хотя я видела, что он был далек от спокойствия.
- Что вы имеете в виду?
- Ну ты же не можешь просто так взять, и уйти. Работали четыре года вместе.
- Пять лет и два месяца. — Вставила я свои пять копеек, босс лишь блеснул взглядом, сердитым. Ненавидел, когда его перебивали. Да плевать уже. Я же уходила, могла напоследок почувствовать себя не роботом, а живым человеком.
- Тем более. Работали, всё всех устраивало, а тут вдруг заявление на увольнение, ни с того, ни с сего.
- А с чего вы взяли, что всё всех устраивало? — Выдала я раньше, чем успела подумать. Что-то сегодня я совсем была несобранная. Это всё говорила во мне нервозность.
- То есть тебя что-то не устраивает? Почему молчала? Могли бы поговорить, обсудить, решить. Чего сразу заявление писать? Женщины... - Вздохнул Михаил Алексеевич. — Всё, Тась, я тебя услышал, перфоманс засчитан. Давай, дуй работать, заявление забери своё, чтобы настроение мне лишний раз не портить. И часов в девять, когда закончим сегодня, зайди, обсудим, что там у тебя стряслось.
А потом, уже отвернувшись от меня, и возвращаясь к работе, ещё и добавил:
- Как будто мало мне было всего происходящего, теперь ещё и это.
- Михаил Алексеевич, - окликнула я босса, поняв, что он вообще забыл о моём существовании почти сразу, как ему показалось, что «проблема» решена, и даже не замечал, что я стояла рядом. — Я не заберу заявление. Подпишите, пожалуйста.
Мои обстоятельства непреодолимой силы. Их не разрешить. Я приняла решение, и я ухожу.
Вот так. Не объяснить же было боссу, что не устраивал меня на этой работе он сам? И сам себя он не перекроит.
Что я устала быть незаметным механизмом в его рабочей машине. Устала отдавать всю свою жизнь работе. Устала от его равнодушных взглядов, от того, что он всегда ждал, что я, опережая его собственные мысли, что-то сделаю, и я действительно делала. Устала выбирать цветы для случайных женщин, которые стали появляться в его жизни после развода с женой, а сама не получать даже гребанного цветка на восьмое марта. Потому что я же не женщина, я сотрудник. Да много от чего устала.
От тирана-начальника, которого звали Михаил Алексеевич, до одури прекрасного, и настолько же ужасного, в конце концов.
- Болезнь? Нужна большая сумма денег? Смерть близких? Да твою мать. Ты можешь нормально сказать, что случилось? — Взорвался, всё же, босс, вскочив из-за стола.
- Я не хочу больше работать здесь. Достаточная причина?
- Хреновая! Что за бабские нюни, Тася? Ты же всегда была образцовым сотрудником! Что значит не хочу? У тебя эти дни, что ли? Совсем крыша поехала?
- Думайте, что хотите. Подпишите заявление, я пойду работать. — Тоже подняла я голос, но просто, чтобы быть если не на равных, то хотя бы не чувствовать себя нашкодившим ребёнком.
- Шиш тебе, а не увольнение, поняла? Не отпускаю. — Босс демонстративно поднял моё заявление и разорвал его в клочья. Настолько мелкие, что даже удивительно было. С какой агрессией он подошёл к вопросу.
После чего подхватил порванные куски со стола, подошёл ко мне, и высыпал прямо перед моими ногами. Дыша при этом часто, возмущенно, грудь вздымалась быстро.
- Это не вам решать. Я не рабыня, и могу уволиться, когда захочу. По трудовому кодексу. Заявление напишу ещё одно, не проблема. Если потребуется, для начала пойду в отдел кадров, и пущу заявление через них. Я хотела сказать напрямую.
Босс сверлил меня взглядом, стоя совсем близко. Я смотрела снизу-вверх, чувствуя на своём лице его разгоряченное дыхание.
- По трудовому кодексу будешь отрабатывать две недели. заодно подумаешь над своим поведением, и заберешь потом заявление обратно. Ты же знаешь, я всегда получаю то, что хочу.
- Да без проблем. Я и не собиралась просто тут всё кидать. Как раз успею подготовить себе кого-то на замену.
- Какую замену, Тася? — Схватил меня за плечи Михаил Алексеевич, а меня всю словно током дёрнуло от его прикосновений. Раньше он себе подобного не позволял. Держался чуть отстраненно, всегда соблюдал дистанцию.
Никаких неуместных намеков, слов, всё в рамках деловой этики, насколько этичным он был сам, разумеется. И уж