— Что?
— Слишком много гонора. Это создает лишнее сопротивление. Тормозит тебя. Ты так гордишься своим огнем и происхождением, что забыл одну простую вещь: на финише всем плевать, чей ты сын. Важно лишь то, кто пришел первым.
— Ты бредишь, — фыркнул он, наконец-то неуклюже ударив по льду. Осколки полетели ему в лицо, он недовольно поморщился.
— Жизнь — это гонка, Ален, — я закинула куски льда в тачку. — И прямо сейчас ты плетешься в хвосте.
От услышанного он вспыхнул. Вокруг него даже воздух дрогнул от жара.
— Я не плетусь!
— Докажи, — подмигнула я. — Кто быстрее расчистит свою половину завала. Проигравший... ну, скажем, носит сумку победителя завтра весь день.
Ален замер. Его гордость боролась с азартом.
— Ты пожалеешь, Вуд. Я уничтожу тебя. Даже с киркой в руках.
— На старт... Внимание... Марш! — скомандовала я.
И мы начали.
Это было эпично. Лед и Пламя (в переносном смысле) крушили замерзшую глыбу. Ален был силен, его удары были мощными, яростными. Он крошил лед, вымещая на нем всю свою злость.
Я же работала ритмично. Удар, поворот, бросок. Технично.
Через полчаса мы оба были мокрые, уставшие, но гора льда исчезла, превратившись в аккуратные кучи осколков на обочине.
— Все! — выдохнула я. — Финиш!
Ален бросил кирку и оперся руками о колени, тяжело дыша. По его виску стекала капля пота. Он посмотрел на мою половину. Потом на свою.
— Ничья, — хрипло констатировал он.
— Ладно, — согласилась я, вытирая лоб. — Сумку можешь не носить. Но признай, лед я колю лучше.
Он выпрямился, глядя на меня с каким-то странным выражением.
— Ты стала какой-то странной, Вуд. Головой случаем нигде не ударялась?
«Судя по всему, именно из-за удара я оказалась в этом теле».
— Теперь такой я буду всеяла, Ролдэн. Привыкай.
Он хмыкнул. Впервые без злобы.
— Пойдем. Громм нас выпустит. Но не думай, что мы подружились.
— Как скажешь, Спичка, — фыркнула я.
— Кто?! — возмутился он.
— Спичка. Вспыхиваешь быстро, сгораешь ярко. Пошли уже.
Мы шли к выходу с полигона. Я знала: это было только начало. И моя ледяная трасса только начиналась.
Глава 4. Счета и шипы
Кира
На следующее утро, когда мышцы еще ныли после махания киркой на полигоне, в мою дверь постучали. Точнее, не постучали, а деликатно поскреблись.
На пороге лежал конверт. Плотный, кремовый, с гербовой печатью академии Олвэндж.
«Адептке Лиане Вуд. Срочно явиться в деканат. Кабинет проректора по хозяйственной части».
Я вздохнула, потирая виски. Конечно. Я разнесла оконную раму, заморозила полкомнаты и надеялась, что никто не заметит? Наивно, Кира. В этом мире, может, и есть магия, но бюрократия, судя по всему, бессмертна в любой вселенной.
Я оделась, стараясь выглядеть прилично (насколько это было возможно в мантии с пятнами от вчерашней работы и с самодельным разрезом на юбке), и вышла в коридор.
Путь до административного крыла был похож на проход по пит-лейну вражеской команды. Адепты, спешащие на завтрак, провожали меня взглядами. Кто-то шептался, прикрывая рот ладонью, кто-то откровенно пялился и хихикал.
— Смотри, это та самая, Ледяная Катастрофа, — донеслось до меня.
— Говорят, она живет без окна, как пещерный тролль.
— А я слышала, она вчера до позднего вечера махала лопатой. Так ей и надо! Дикарка.
Я шла с прямой спиной, глядя строго перед собой. Пусть шепчутся. Мне плевать! Корчат из себя черте кого! Кем бы ори были, если бы не их родители?!
Деканат встретил меня прохладой, запахом воска и старой бумаги. Секретарь, сухая женщина с пучком на голове и длинным носом, молча указала на массивную дубовую дверь.
В кабинете проректора было богато. Ковры, в которых утопали ноги, картины в золотых рамах, массивный стол из красного дерева. За ним сидел господин Вариус — тучный мужчина с двойным подбородком и маленькими, цепкими глазками.
— Адептка Вуд, — он даже не поднял головы от бумаг. — Проходите. Садиться не предлагаю, разговор будет коротким.
Я встала напротив стола, сцепив руки за спиной.
Вариус наконец соизволил посмотреть на меня. Он взял со стола длинный лист пергамента и развернул его. Лист скатился до самого пола.
— Итак, — начал он скучным голосом. — Оконная рама из мореного дуба — одна штука. Стекло закаленное, зачарованное от ветра — две штуки. Штукатурка в жилом помещении. Магическая чистка ковра от... — он прищурился, — ...ледяной крошки и воды. Итого, адептка Вуд, вы нанесли академии ущерб на сумму триста золотых дафонов.
Он назвал цифру так, словно это была мелочь. Но внутри меня все похолодело. О такой денежной валюте я слышала впервые, но из воспоминаний Лианы знала, что озвученная сумма чертовски велика! И самое печальное здесь было то, что взять ее неоткуда!
Судорожно обратилась к памяти Лианы. Триста дафонов? Это же… годовой доход малюсенькой аптеки её родителей. Если я напишу им об этом, у отца с матушкой случится удар. Эти люди были мне чужими, но расстраивать их все равно не хотелось. Достаточно того, что я заняла тело их дочери.
— У меня нет таких денег, господин проректор, — твердо сказала я, глядя ему в глаза.
Вариус хмыкнул, откидываясь в кресле.
— Я так и думал. Стипендиаты... Вечно от вас одни убытки. Но, адептка, правила есть правила. Либо вы платите, либо отчисляетесь с взысканием долга через суд с вашей семьи.
Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Нет. Я не позволю вышвырнуть себя. И не позволю разорить семью этой девчонки.
— Должен быть другой вариант, — сказала я. — Отработка. Трудовая повинность. Что угодно.
Проректор постучал пальцами по столу, разглядывая меня как диковинную зверушку. — Отработка? Хм. Обычно мы не практикуем такое для девушек. Но учитывая ваш... специфический талант к разрушениям и физической работе, который вы продемонстрировали вчера на полигоне... — Он вытащил из стопки другой лист. — У нас нехватка рук в оранжерее. Старый садовник жалуется, что студенты слишком нежные, чтобы ухаживать за хищной флорой. Адепты боятся запачкать мантии.
— Я не боюсь грязи, — отрезала я.
— Прекрасно. Тогда условия таковы: каждый день, после лекций, с шести до девяти вечера вы поступаете в распоряжение мадам Фиоры. Срок — три месяца. Если пропустите хоть день или испортите хоть один цветок — отчисление. Согласны?