— Смена караула! — улыбнулась бабушка, помахивая лапой ещё слабого кота.
Папа закрыл перед её носом дверь и поспешил с нами вниз, к такси.
— Какая-то недобрая улыбка была у неё? — полушёпотом спросил он маму. Но та пожала плечами. Мама любила Гошу и не хотела сдавать его в кошачий отель. И на самом деле переживала за сделанный выбор. И потом много раз пожалела о нём.
А случилось вот что: в один из египетских вечеров бабушка перестала выходить на связь. Она не ответила маме на вопрос, как там дела у неё, кота и квартиры, не брала трубку и не появлялась в сети несколько часов. Это всё мама озвучила папе за ужином, но тот посоветовал ей глубоко подышать и расслабиться.
— Всё будет хорошо, — пообещал он.
Мама подышала глубоко, ещё глубже вдавливая в телефон воображаемую кнопку вызова и продолжая звонить. На её материнском (котоматеринском) сердце было неспокойно. И в конце концов не бабушка, а наша соседка написала ей, что Гошу ищет весь дом.
— Гоша сбежал… — прошептала мама, опустив телефон и дрожа подбородком.
В ту ночь мы с Агатой спали за всю семью и наутро не узнали родителей: мама была серая и злая, папа — белый и молчаливый, хотя накануне знатно обгорел на солнце.
— Через пару часов лечу в Москву, — сообщила нам мама, втягивая в себя серый кофе. И правда: собрала сумку и поспешила к такси.
Мы, конечно, пытались её остановить, но папа очень убедительно положил руки на наши головы и прижал к себе так, что ни вырваться, ни пикнуть мы не сумели. Даже Агата.
Гоша нашёлся через три часа поисков: достаточно было ласково позвать его маминым голосом, и перебинтованный вдоль и поперёк кот вылез из какой-то дыры и поспешил к любимой хозяйке.
— Могла бы и по громкой связи его позвать и ему помяукать, — пожала плечами бабушка, будто это не она оставила открытой входную дверь в ожидании курьера и уснула на диване.
Мама напомнила ей, что та дезертировала и не отвечала на сообщения и звонки.
— А если бы меня… обокрали? Ты тоже примчалась бы? — попыталась сменить тему бабушка и, фыркнув, уехала к себе. Гоша провёл оставшиеся три дня у соседки, а мама прилетела к нам назад в Египет.
Вы скажете, что отправиться с раздраконенной мамой к бабушке — идея, возможно, не лучшая? Что мама могла обернуться ещё каким-нибудь зверем, а бабушка наконец раскрыла бы в себе потенциал чудовища? Возможно, вы правы.
Но мы с Агатой и с драконом пока пытались забраться в автобус.
И всё-таки собирались ехать в сторону бабушкиного дома.
Кофе и рабочая встреча
— Оплачивать проезд будете? — строго спросил водитель. И автобус, с трудом пережив посадку мамодракона, тронулся. — За драконов двойной тариф.
Мама фыркнула, выдохнув через ноздри целое облако пепла, и в салоне стало темно и душно. Сквозь дым я видел её горящие глаза: она возмущённо смотрела, правда, не на водителя, а на Агату. Та обещала ей кататься, но не на общественном же транспорте!
— Агата… а мы в ту сторону едем? — спросил я сестру и приложил к валидатору банковскую карту. Мне её выдал папа на случай карманных расходов. Но сейчас со мной случились расходы драконовские — двести рублей за проезд.
— Ну… мы едем куда-то подальше от дома… — задумалась Агата.
Усевшись на сиденье для инвалидов, она делала вид, что читает вывески за окном. Другие пассажиры автобуса — девушка и парень — слушали музыку и качали головами в такт, как игрушки под лобовым стеклом. Но тут они перестали кивать и принялись фотографировать маму. Мне же пришлось открыть навигатор и смотреть, куда нас вёз наш автобус. Маршрут строился через Пятницкую, мимо Охотного Ряда, по Большой Никитской, мимо зоопарка и в пробки на Олимпийском проспекте где-то у Рижского вокзала. И там, среди тополей и дубов, нас ждал подъезд с девятью этажами и цветами на лестничной площадке, пропитанной запахом супа и ватрушек. И пара чашечек чая.
Я показал карту сестре, а в ответ вместо благодарности получил непонятно что. Агата выхватила у меня телефон и снова набрала папу. Тот всё так же не отвечал. Мама уселась на площадке для колясок и велосипедов и сопела.
— Мамочка, отчего же ты так… раздраконилась? — Агата сползла с сиденья и прижалась к драконьей лапе.
Мама, поведя большими, чёрными, как арбузные семечки, глазами, уставилась на дочь. Она открыла пасть, чтобы ответить, но оттуда вырвались облачко дыма и горстка искр. Мы с Агатой закашлялись.
— Довели, да? — вдруг через громкоговоритель пробасил водитель. Он явно обращался к нам. — Довели мать?
Мимо окон плыли украшенные еловыми лапами и фонариками веранды и окна кафе; снова падал пушистый снег, похожий на попкорн или выбитые из подушки перья. Мне вдруг стало очень стыдно за водителя, захотелось объяснить ему, что это маму на работе довели. Или ещё где-то, но точно не дома.
— Не стыдно вам? Небось, всю квартиру разгромили и уроки не сделали? — ворчал водитель. Я прямо слышал, как его усы поддавали жару, тыкались в микрофон, потому что тоже хотели попасть в эфир.
Мама, то есть дракон, медленно повернула голову в сторону водительской кабинки. Автобус остановился, двери распахнулись, и в дыму маминого горячего дыхания проступили силуэты. Это были старичок с внучкой и какая-то высокая строгая дамочка на каблуках. Дамочка прижимала к груди ноутбук, не по погоде пряталась за солнцезащитными очками и попивала кофе из длинного стакана.
Дедушка усадил внучку рядом с Агатой и похвалил сестру за то, что она уже умеет читать (Агата как раз водила пальцем по наклейке с маршрутом автобуса на стекле). Дым резал дедушке глаза, он смахивал слёзы. Мама фыркнула и слегка прихрюкнула. Старичок уставился на неё и начал активнее протирать глаза. А водитель зачем-то продолжил:
— Товарищи пассажиры, за дракона уплачен двойной тариф. Просьба не возмущаться. Всё по регламенту!
Дамочка отодвинула от губ стаканчик и вдруг шарахнулась к двери, потому что только теперь заметила маму. Сидящую на полу, в чешуе, с клатчем у груди. Проморгавшись, дамочка открыла рот, но вопить не стала.
Она спустила на нос очки и удивлённо прошептала:
— Лида, это ты?
Нашу маму и правда звали Лидой.