Через две недели я уже был помощником присяжного поверенного. Обзавелся фраком, портфелем и дверной дощечкой, нанял две комнаты за 15 рублей в месяц у вдовы Данцигер [78]. Усиленно изучал уставы судопроизводства [79]. Зашел в съезд мировых судей посмотреть и послушать, как вершатся дела, побывал у одного из мировых судей, который оказался вздорным, шумливым и злым. Как я сказал, окружного суда в Ростове не было, почему местная адвокатура лишена была возможности встречаться и общаться в суде. Поездки в Таганрог и торопливая необходимость освободиться к поезду, сделав в суде возможно больше необходимых справок по делам, не могли заменить общения адвокатов в своем суде. Захаживали присяжные поверенные в съезд редко. Всего в том году было в Ростове шесть присяжных поверенных, три частных поверенных [80] при окружном суде, несколько мелких ходатаев по мировым учреждениям и четыре присяжных стряпчих [81] Таганрогского коммерческого суда [82]. Я один помощник. В 1916 году было шестьдесят два присяжных поверенных, сто тридцать помощников и много частных поверенных при съезде [83].
Я познакомился с присяжным поверенным Германом Акимовичем Фронштейном, который произвел на меня большое впечатление своею серьезностью, умением обстоятельно разъяснять всякого рода юридические премудрости, задушевностью и скромностью. Он имел заслуженное имя лучшего цивилиста среди ростово-таганрогских адвокатов и большую практику. Часто такое положение ставит адвоката на ходули, но Герман Акимович был очень скромен. Жена Г. А. Фронштейна [84] была владелицей единственного большого книжного магазина и библиотеки для чтения [85], куда я часто забегал почитать газеты и повидать Германа Акимовича, беседы с которым я очень ценил.
Моя первая защита
Звонок.
— Пришел человек до вас, — сообщила босая прислужница вдовы Данцигер, развешивая мокрое белье на стеклянной террасе, ведущей в мои апартаменты.
— Венгеров, — отрекомендовался пришедший. — Может, знаете, на новом базаре [86] железная лавка, торгую старым железом и ломом. Меня мировой посадил в тюрьму, так я подал на съезд [87] и хочу вас нанять на защиту.
Памятуя наставления Германа Акимовича, я ответил, что должен познакомиться с делом и тогда смогу сказать, приму ли защиту. Было утро, и мы пошли в съезд. Секретарь Е. О. Робук, впоследствии известный частный поверенный, принял меня любезно и дал прочесть дело. Судья признал Венгерова виновным в покупке краденого «в виде ремесла» [88], почему приговорил к трехмесячному тюремному заключению. Отзыв Венгерова в съезд показался мне слабым, но принять защиту, не посоветовавшись с патроном или с Германом Акимовичем, не рискнул. Условился с Венгеровым, чтобы он пришел на следующий день. После обеда пошел к патрону [89], которого дома не застал, и в волнении побежал к Герману Акимовичу. Выслушал он меня, мило улыбнулся и объяснил, что защиту взять можно и чтобы я постарался доказать, что нет данных для признания «ремесла», ибо Венгеров до сего хотя и привлекался, но не был осужден. Узнав, что защита через четыре дня, Герман Акимович сказал, что придет послушать. Я много волновался, три дня читал статьи устава, обдумывал речь, пытался написать речь, но ничего путного не получалось. Пробовал говорить перед зеркалом — выходило еще хуже. Трусил, был несчастен и одинок. К патрону не пошел, полагая, что после беседы с Германом Акимовичем о защите неловко беспокоить еще и патрона. С Венгеровым условился, получил 25 рублей. По делу он сообщил:
— Ну, купил старую поломанную железную кровать и казан. Так что ж, на них написано, что они краденые?..
Накануне «судного дня» спал плохо, встал рано, брился до остервенения, мучился с туго накрахмаленным воротником сорочки. Утешил меня фрак, недурно сшитый… Пошел в съезд, предупрежденный, что заседание открывается ровно в девять утра. Зашел к секретарю и спросил, должен ли я представиться председателю.
— Что ж, хорошо, пойду спрошу.
— Пожалуйте, — позвал меня секретарь.
В совещательной комнате сидели председатель, двое судей и товарищ прокурора. Председателя узнал по чрезвычайно представительной внешности и потому, что он сидел на видном месте за столом. Я отчеканил:
— Честь имею представиться вашему превосходительству.
Любезно протянув мне руку, он спросил:
— Иосиф Филиппович ваш родственник?
— Мой брат.
Поговорили немного. Я представился судьям и товарищу прокурора. Мне казалось, что судьи как-то критически меня оглядывали. Потом уже я понял, что мое «представление» в их глазах было «смешной выходкой».
— Мы сначала заслушаем дела арестантские, а потом ваше, — сказал председатель.
И я откланялся.
В десять пришел Герман Акимович, и я ему поведал, как представлялся. Он меня познакомил с составом съезда: председатель А. М. Баташев — местный богатый купец, человек неглупый, но взбалмошный, а судьи — прихвостни Баташева и на выборах совершенно зависимы от него, ибо предводитель дворянства Садомцев — ближайший друг Баташева, и оба они управляют городом и уездом, так как богаты и имеют связи в столице. Баташев получил образование.
— Ваше дело, — позвал пристав.
Сжалось сердце, но я не растерялся и чувствовал, что волнение не мешает мне слушать судебное следствие и что не теряю мысли.
— Что вы скажете в защиту? — обратился ко мне председатель.
К удивлению моему, я заговорил плавно, подавил волнение, но говорил совершенно не то, что приготовил. Судьи, никогда не слышавшие помощника, слушали внимательно. А когда я в речи сказал:
— Что же, собственно, купил Венгеров? Дамские кружева или предметы не своей торговли? Быть может, покупал ночью из-под полы, или вместо рублей уплатил копейки, или же продавец был известный вор? — председатель одобрительно улыбнулся, как мне показалось, и тут уж я залился, создав себе материал для защиты. Окончил, как мне казалось, трогательным призывом не карать Венгерова. Судьи ушли совещаться, а я не без робости подошел к Герману Акимовичу.
— По совести скажу вам, никогда не думал, чтобы вы могли в первый раз так хорошо и обстоятельно изложить все доводы защиты. Поздравляю вас и уверен, что съезд посчитается с вашей защитой.
Я был счастлив. Звонок. Снова сжалось сердце.
— По указу… приговор мирового судьи отменить, признав Хаима Венгерова по суду оправданным.
Я поклонился суду и будто совершенно спокойно ушел. Впоследствии узнал, что судьи настаивали на штрафе, но председатель сказал:
— Надо поддержать молодого адвоката, первая защита. Венгеров от нас не уйдет.
Начал практиковать. Появились дела в мировых учреждениях, которые недурно оплачивались. Город был богат, население зажиточное, и обычно я получал не менее 25 рублей за выход к мировому али в съезд. В конце октября была назначена сессия окружного суда. Недели за две до начала Герман Акимович вручил мне четыре ордера на защиты, так называемые «казенные».
— Для меня, — он сказал, — эта повинность — сущее наказание, и