Новый губернатор Торо Самбрано был умеренным и нейтральным политиком, что объяснялось его преклонным возрастом. Он не стремился к активному участию в управлении. Современники вспоминали, что на заседаниях он чаще всего тихо дремал [142]. Его носил громкий титул графа Конкисты, он не был наследственным. Торо Самбрано, как это водилось в Испании, купил его и даже создал свой собственный майорат, став одним из самых знатных по своему положению аристократических родов в Чили. Однако, именно высокое иерархическое положение и преданность короне, с одной стороны, и креольское происхождение, с другой, делали из него идеальную кандидатуру, способную снять напряженность отношений между испанцами и креолами. В управлении королевством Торо Самбрано во всем положился на своего секретаря Хосе Григорио Аргомедо и советника Гаспара Марина, принадлежавших к умеренной части «креольской партии» [143].
Хосе Григорио Аргомедо
С первых же дней кабильдо постаралось занять ведущее положение в политической жизни, добившись дополнительных уступок со стороны губернатора. 20 июля кабильдо потребовало разрешить назначить 6 рехидоров дополнительно к уже действовавшим, закрепив 3 поста за «патрициями», то есть креолами, и 3 за испанцами. Кабильдо усиливало свою корпорацию, но делало это в примирительном с испанцами духе. 1 августа вождь патриотов Хосе Мигель Инфанте предложил проводить заседания ежедневно, ибо времена наступили чрезвычайные, и кабильдо должно было оперативно откликаться на события [144]. Муниципалитет из сонного, безвластного и рутинного органа городского управления времен колонии превращался в самый представительный и постоянно действующий институт выражения воли горожан.
30 июля Торо Самбрано дал большой банкет в связи со своим назначением. На почетное место он посадил жертву произвола Карраско Б. Вера, вернувшегося героем из Вальпараисо. Речи на банкете задевали самолюбие испанцев, которые открыто демонстрировали недовольство и даже говорили, что надо бы вернуть власть Карраско [145]. С этого момента враждебность двух партий, креольской и испанской, резко возросла и стала непреодолимой. Однако даже декреты, приходившие из Испании, только усиливали креольскую партию.
31 июля 1810 г. пришла почта из Буэнос-Айреса, оповещавшая о роспуске Центральной хунты в Испании и создании Регентского совета. Главное: Регентство приглашало американцев избрать своих представителей в Кортесы [146]. Декрет устанавливал правила выборов, предоставив избирательные права всем гражданам, в том числе индейцам. В Сантьяго не смогли принять их в этом виде, уж слишком демократическими они показались, и ограничили участие в выборах имущественным и социальным цензом. К выборам допускались те, «кто своим состоянием, должностью, талантом или местом в обществе достигли уважения в своих округах». Из числа выборщиков чилийцы исключили всех должников, слуг и неграмотных [147].
Этот декрет усиливал позиции креолов. Прокламация Регентства была написана в тонах крайне либеральных тонах испанским поэтом Мануэлем Хосе Кинтаной. В ней заявлялось: «С этого момента американские испанцы поднимаются до достоинства свободных людей. Теперь вы не те, что прежде, вы не должны гнуть спину под тяжелым ярмом, власть вас больше не рассматривает с безразличием к вашей судьбе и исключительным стремлением получить с вас доход, усугубляя вашу темноту и невежество… Ваша судьба впредь не зависит ни от министерств, ни от вице-королей, ни от губернаторов, она теперь в ваших руках… Вы изберете людей, способных уничтожить злую волю и гнет старого режима» [148]. Этот либеральный манифест давал все карты в руки реформистской партии, обвинявшей испанцев и Карраско в бойкотировании предыдущих выборов в хунту. После этого манифеста креолы стали открыто говорить о необходимости образования хунты.
Одновременно Регентство сделало крайне неловкий шаг: назначило новым губернатором Чили бывшего правителя Монтевидео Ф.Х. Элио, свергнутого там местными креолами. Для чилийцев это означало возвращение к временам Карраско [149]. Кроме того, Регентство дало понять, что не готово ввести свободу торговли, чего больше всего желали креолы в Чили.
Кабильдо перешло было в наступление и попыталось провести Кабильдо абьерто для создания хунты 5 августа 1810 г., но Торо Самбрано воспротивился этому. Кабильдо подчинилось запрету. Аудиенcия также сопротивлялась стремлению кабильдо стать решающим органом формирования власти в Чили. Несмотря на оппозицию консервативной Аудиенсии кабильдо стало главным органом принятия политических решений, от которого в большой мере зависел и сам губернатор [150]. 12 августа пришла очередная почта, которая убедила губернатора, что дела в Испании идут на поправку, и он призвал кабильдо признать Регентский совет.
Торо Самбрано запросил у кабильдо его мнение о создании Регентства, ибо кабильдо уже стало ключевым механизмом в политической жизни Чили. Кабильдо собралось 13 августа. Инфанте выступил с речью, в которой высказал сомнения по поводу законности как Центральной хунты, так и Регентства, поскольку хунта не имела права назначать его без консультаций с нацией, в том числе и с американскими владениями. Его поддержал рехидор Фернандо Эррасурис, но большинство было склонно признать Регентство. Принимая во внимание доклад Инфанте, кабильдо решило признать Регентство, но клятвы верности не приносить [151]. Такое двоякое решение не привело к умиротворению. Ходили многочисленные слухи, что Испания полностью потеряна, а в Мексике объявлена республика, и даже в Лиме вице-король якобы выступил за создание хунты [152].
18 августа оидоры потребовали немедленного признания и клятвы верности Регентству. Кабильдо по-прежнему сопротивлялось. Постоянно колеблющийся Торо Самбрано, устав от дискуссий, повелел народу принести клятву верности Регентскому совету, что и было сделано [153]. Это стало большой победой испанской партии. Продолжая наступление на патриотов, реакционная партия начала открыто обвинять кабильдо в желании установить хунту и конституционный режим. Об этом в своих проповедях в кафедральном соборе Сантьяго, осуждая патриотов как еретиков, говорил священник Ромо. Кабильдо протестовало и потребовало запретить эти проповеди [154]. Вместе с тем было ясно, что идеи создания хунты овладели умами креолов.
6 сентября почта принесла удручившие испанскую партию известия о победах французской армии в Испании и о походе войск Буэнос-Айреса на север для подавления роялистов. Эти известия разоружали испанскую партию, отвергавшую всякие новшества типа хунты. Один из лидеров революционеров Буэнос-Айреса Х.Х. Кастельи в августе направил письмо X. Мартинесу де Росасу с призывом создать в Чили свою хунту. Письмо было перехвачено властями, но затем беспрепятственно передано адресату. Власти уже не препятствовали деятельности сторонников создания собственной хунты.
В Чили к этому времени сложился революционный блок с двумя центрами: один — в Сантьяго во главе с кланом Ларраинов и Х.М. Инфанте, второй — в Консепсьоне, на юге страны, с лидерами Х.М. Росасом и Бернардо О’Хиггинсом. Позднее партию Сантьяго стали именовать «умеренные», а