30 сентября хунта отменила некоторые налоги, в частности, на экспорт. Конгресс хотел пойти дальше и вовсе сократить все налоги и сборы, но по здравому размышлению не стал этого делать, опасаясь оставить казну пустой. Кроме того, табачная монополия уже не давала дохода, так как Лима не присылала табак на продажу, а производить его в Чили было запрещено. Тогда конгресс разрешил сроком на 2 года выращивание местного табака, но при сохранении государственной монополии его продажи [260]. Для упорядочения налогов и в целом хозяйственной жизни хунта распорядилась провести перепись, что и было сделано, дав в руки историков бесценный материал о состоянии страны в эти ключевые для её истории годы.
Самыми важными стали политические реформы. Отношения с Испанией были прерваны. В Чили более не получали почты, не присылались декреты и распоряжения Регентства и Кортесов. С 24 сентября 1810 г. официальным писарям запрещалось составлять жалобы и прошения на прежний манер, с употреблением колониальных титулов, обращений, упоминанием высших властей метрополии. Хунта распорядилась создать комиссию для разработки проекта конституции. В неё вошли X. Эганья, М. Салас, X. Ларраин, А. Виаль, Х.Х. Эчеверрия. Было принято постановление, что после возвращения на трон Фердинанда VII Чили, хотя и останется в составе монархии, но сохранит собственную конституцию, которую ещё предстояло принять [261]. Речь шла о фактической независимости в рамках конфедерации, которой должна была стать Испанская империя.
Для баланса влияния и разрешения возможных конфликтов между двумя провинциями, Сантьяго и Консепсьоном, было решено создать ещё одну провинцию, Кокимбо, с представительством в хунте. Каррера предложил своё понимание демократии. В своей прокламации после переворота он критиковал старую систему выборов, когда в них участвовали только граждане по приглашению кабильдо: «Часто выборы проходили по приглашениям, лишая права голоса других, таких же достойных этого граждан». «Отныне, — заявлял он, — все граждане могут в любой день собраться на площади и потребовать решения тех или иных проблем прямым волеизъявлением» [262]. Это было своеобразное восприятие форм демократии древнегреческих полисов с полномочным народным собранием. Эти предложения Карреры станут аргументом для тех, кто будет считать его сумасбродным анархистом. С 11 октября все заседания конгресса были открыты для посещения публики.
В конце председательства каждого главы хунты должен был публиковаться отчет о деятельности конгресса, а народ получал право «критиковать их, следить за исполнением законов или же подавать заявления и протесты, как то свойственно любому свободному и доброму правлению» [263]. Хунта запретила практику продажи должностей в кабильдо и стала сама назначать на вакантные места, но последнее было объявлено временной мерой до установления новой системы и принятия конституции.
Главной проблемой для хунты были братья Каррера. Правительство предложило Хосе Мигелю пост губернатора вновь образованной провинции Кокимбо, но он отказался. Хотя главной силой Каррера были их друзья и приверженцы среди офицеров, постепенно вокруг них стали группироваться недовольные правлением хунты и засильем клана Ларраинов. Особенно много недовольных было среди умеренных и «сарацинов», которые рассчитывали, что как офицер, воевавший в Испании, Хосе Мигель восстановит старый режим господства метрополии. Слухи о роялизме Карреры были столь сильны, что его брат Хуан Хосе был вынужден заверить конгресс, что готов сражаться за новую систему до последней капли крови. Сам Хосе Мигель считал себя истинным и единственным выразителем воли простого народа, который он все больше противопоставлял аристократической верхушке, правившей в Чили. Власть тогда ассоциировалась со всемогущим семейством Ларраинов [264], да и сам Каррера во многом действовал по их воле. Чистка конгресса, удаление Инфанте и Овалье, которые противились Ларраинам, были продиктованы Каррере этим кланом.
15 ноября 1811 г. в Сантьяго произошел второй переворот Карреры. Было совершенно неясно, против кого он направлен. Растерялись все, и «сарацины», и радикалы, и умеренные. При поддержке войск Каррера потребовал созыва народной ассамблеи всех жителей, но не по приглашениям, как это было при Кабильдо абьерто, а всех желающих горожан без различия классов и состояний. Сам Хосе Мигель в своем дневнике дает несколько иную трактовку начала переворота: сначала восстали военные-артиллеристы, конгресс пытался убедить их отступить, но безуспешно. Тогда простой народ попросил Хосе Мигеля «защитить его права», что тот и сделал [265].
Каррера создал Военную хунту, которая вела переговоры с конгрессом. Ни радикалы, ни умеренные (к нему были посланы М. Салас и X. Эганья) не смогли убедить его отказаться от созыва ассамблеи. Никто не понимал, для чего Каррера хотел созвать народное собрание. Революционеры выдвинули ультиматум конгрессу: либо через 15 минут депутаты примут решение о созыве ассамблеи, либо они применят силу. После этого конгресс сдался и созвал народную ассамблею. Была создана комиссия из друзей и родственников Карреры, чтобы составить список требований народа.
Эти известия с энтузиазмом восприняли «сарацины», уверенные, что Каррера хочет восстановить старый режим. Однако на площади появились гренадеры Хуана Хосе Карреры, который заявил о верности новой системе. Они же не пустили «сарацинов» на ассамблею, которая собралась 16 ноября. Народная ассамблея назначила новое правительство. Сделано это было под диктовку Хосе Мигеля. В новой хунте были представлены все провинции: Х.М. Росас от Консепсьона, Хосе Мигель Каррера от Сантьяго, Г. Марин от Кокимбо. Отсутствовавшего Росаса временно заменял О’Хиггинс. Чтобы показать свою умеренность, хунта отменила все высылки политических деятелей, происшедшие после 4 сентября. Формально и фактически власть в новой хунте была в руках Хосе Мигеля. Могущество Ларраинов было поколеблено [266]. Под их руководством оставался только конгресс.
Вся история Войны за независимость и последующего становления национального государства связана с борьбой олигархических кланов, а чаще всего с соглашениями между ними. Оказавшийся в Чили в те годы американец Самюэль Джонстон писал в своих письмах: «Партия патриотов разделена на разные группы. Между сторонниками Карреры и Ларраинов существует такой антагонизм, а