Креолы восприняли реформы Мадрида как наступление на их права. Политика метрополии по централизации и усилению контроля над колониями противоречила желаниям креолов получить доступ к управлению своими собственными территориями в Индиях. Американцы с ностальгией вспоминали времена Габсбургов. Как утверждал английский историк Дж. Линч, если испанская колониальная империя при Габсбургах была гармонией, то при Бурбонах она превратилась в зону конфликта, ибо Мадрид закрыл двери для компромисса с креолами [64].
В результате этой дискриминационной политики зрели неприязнь, а затем и враждебность креолов к испанцам-европейцам. Эти чувства находили свое проявление в фольклоре, в обыденной жизни, и было достаточно одного толчка, чтобы они нашли политическое выражение. Видный чилийский историк Франсиско Энсина писал: «Креола раздражало всё, что шло от чапетона [65]: его стиль хозяйствования, его манеры, его неловкость в седле, его неспособность приспособиться к жизни в колониях, его склонность страдать от местных болезней… Его называли чапетоном, а позднее сарацином, в Мексике это — гачупин, чтобы отличать испанцев от самих себя, американских испанцев» [66].
В XVIII веке началось зарождение чилийского патриотизма, осознание своей особенности. Огромную роль в этом сыграли иезуиты, изгнание которых из страны в 1767 г. было воспринято в Чили и других американских колониях как невероятная несправедливость, покушение на местные основы жизни со стороны метрополии [67]. Позиции иезуитов в экономике и культуре Чили были особенно сильны по сравнению с другими странами Америки, за исключением, пожалуй, Парагвая. В Чили иезуитам принадлежало более 50 поместий, практически в их руках находилась торговля зерном с Перу [68].
Испанская корона наступала не только на Орден Иисуса, но и в целом на позиции церкви. Было ограничено право на убежище в церквях: появились так называемые «холодные церкви», где предполагаемый преступник не мог укрыться от светской власти. Также был ограничен судебный иммунитет священников, что вызвало широкое недовольство низшего клира, страдавшего от злоупотреблений местных властей. Некоторые историки именно этим объясняют массовое участие рядовых священников в движении за независимость [69].
Изгнание иезуитов из Чили, которую они воспринимали как родину, привело к появлению среди них сторонников независимости страны от Испании. Самым известным случаем было дело Хуана Хосе Годоя, чья деятельность всерьез напугала мадридское правительство [70]. Его считают одним из предшественников независимости Чили.
Именно иезуиты писали о Чили как о своей единственной родине. Большинство иезуитов были уроженцами Чили. Находясь в эмиграции, они начали писать проникнутые высоким патриотическим духом книги по истории и географии страны. Среди образованных чилийцев весьма популярной была работа иезуита Хуана Игнасио Молина «Краткая географическая, естественная и гражданская история Королевства Чили», опубликованная по-испански в 1788 г. В этой книге Молина высмеивал широко распространенные в Европе представления о «дегенерации» людей в Америке, якобы обусловленной особенностями климата и почвы [71]. Молина фактически написал оду, восхваляющую землю, природу и людей Чили. Эта книга во многом способствовала укреплению патриотических чувств, гордости и самосознания креолов именно как чилийцев. Помимо Молины исторические исследования принадлежат другому иезуиту Фелипе Гомесу де Видауре. Среди иезуитов были и первые натуралисты Д. Альктасар Эррера, X. Цейтлер, они обладали лучшей по тем временам библиотекой в стране [72].
Среди креольской молодежи стали очень популярными такие произведения как «Ла Арау кана» Алонсо де Эрсильи. В ней воспевался гордый и непокорный дух арауканов, коренного народа Чили. Об огромном влиянии на молодежь этой поэмы писал в своих воспоминаниях один из видных деятелей Войны за независимость Ф.А. Пинто [73].
Изгнание иезуитов нанесло огромный удар по системе образования, резко снизило уровень обучения в школах и колледжах, ибо в их руках в Чили находилась почти вся сфера просвещения. Только при епископате Сантьяго иезуиты содержали 14 школ, в которых обучалось около тысячи учащихся [74]. Иезуиты преобладали в университете Сан-Фелипе в Сантьяго. В 1768 г. специальным королевским указом были запрещены к преподаванию все иезуитские теории.
В XVIII в. экономический прогресс привел к пробуждению креолов, жаждавших приобщиться к современному знанию. Одним из упреков креолов к метрополии было забвение и небрежение дела просвещения в Чили. Идеолог движения освобождения Хуан Эганья в своем обращении к испанскому монарху из ссылки на островах Хуан Фернандес [75] писал о том, что в Чили полностью заброшено дело просвещения и всякая интеллектуальная жизнь [76].
Другой деятель эпохи Войны за независимость, один из чилийских просветителей Мануэль Салас в 1811 г. так писал о колониальном режиме Испанской монархии: «Они нас держали в темноте и невежестве. Добрые идеи, которые мы находили в тех немногих книгах, что по недосмотру властей попадали в наши руки, тут же объявлялись ими химерами, годными лишь для книг, а книги эти между тем учат тому, что во всем мире стало реальностью» [77].
В стране было очень мало людей, кто читал или слышал о новых европейских идеях. Инквизиция и испанские власти запретили для чтения Дидро, Гольбаха, Рейналя, Руссо [78]. Как отмечал видный специалист по Войне за независимость в Испанской Америке Франсуа-Ксавье Герра, политика «санитарного кордона», проводившаяся испанскими властями в отношении новых революционных идей, а также традиционализм самого чилийского общества стали серьезным препятствием для распространения иноземного идейного влияния и каких-либо идеологических новшеств [79]. Никого особенно не заботило отсутствие свободы идей, ибо у большинства чилийцев просто не было представления о достижениях европейской мысли.
Образовательный уровень креолов в Чили был крайне низок. В середине XIX века 87% населения страны не умели читать и писать, а в XVIII веке доля неграмотных была еще больше. Английский коммерсант Самюэль Хэйг, побывавший в Чили в 1817 г., отмечал, что в лучших домах Сантьяго у хозяев было так мало книг, что «крайне редко можно было найти что-либо кроме «Дон Кихота» и «Хиля Бласа» Сервантеса, различных историй мучеников и прочей религиозной литературы» [80]. Даже высшие чиновники отличались дикими для своего времени взглядами. Так, например, секретарь Аудиенсии Х.Т. Рейес в 1815 г. убежденно защищал птолемееву систему мира! [81]
И всё-таки в Чили были интеллектуалы, ставшие пропагандистами идей французского и испанского просвещения, американской революции. С конца XVIII века чилийские аристократы стали посещать Испанию, где после патриархального и отсталого мира одного из самых удаленных уголков земли они познакомились не только с удивительными достижениями европейской цивилизации, но и с передовыми идеями французского и испанского просвещения. Хосе Антонио Рохас и Мануэль Салас