— Я тебя завалю сейчас, и это будет ещё по-божески. — прорычал я.
— Не надо, я всё скажу!!! — завопил он, выплёвывая кляп.
— Говори, — произнёс я скрипя зубами.
— Обещай, что не убьёшь, — заскулил он.
Секунду я колебался между тем, чтобы поддаться эмоциям и воткнуть нож в голову, и тем чтобы идти до конца в своём расследовании.
— Обещаю не убивать, если всё расскажешь и покажешь, — произнёс я, включая камеру на своём сотовом и снимая Крота крупным планом.
— Я её… закопал… — выдохнул он, захлёбываясь слезами и слюной. — Здесь… на территории… За… за старой мусоркой… за синим гаражом…
«Чтобы собака не учуяла», — мелькнула у меня мысль. Слишком общее описание. Я снова приставил нож к его голове.
И он, рыдая, описал кучу подробностей, торчащую из земли арматуру и пень срезанной берёзы и стоящую на месте захоронения тележку с застывшим в ней бетоном. Я встал, взял из угла старую, ржавую лопату и вышел.
Снимая свой путь на видео, я не думал ни о чём.
Место он описал точно. Потребовалось не больше двух минут, чтобы лопата уткнулась во что-то мягкое и упругое. Я расчистил яму свободной рукой, ведя свою страшную хронику. Внизу был свёрток, грязный целлофан. Я развернул край. И… Трупов и частей тел я видел в прошлой жизни много, встречались и детские, и сегодня, к сожалению, был такой же случай. По сравнению с которым найденный в первую смену череп, отполированный ради игры, тихо курил в углу. В свёртке угадывалось маленькое тело.
«Ну что, майор, нашёл, что искал?» — словно бы спросило во мне что-то, оставшееся от гражданского человека. Майор во мне не ответил. А я лишь закрыл глаза, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Потом аккуратно и бережно закрыл целлофан и, зачем-то нанеся на свою грудь крестное знамение, покинул место.
А вернувшись, я снова вставил кляп преступнику в рот.
— Ну что, как я и обещал, я тебя не убью. Но и так я тебя оставить не могу. У нас в Афгане мы заметили, что когда боец получал ранение и жгут по какой-нибудь причине не ослаблялся каждые полчаса, был достаточно высок процент ампутаций. А если же жгут был на конечности слишком долго, от часа и больше, то когда его ослабляли и застоялая кровь попадала в кровоток, человек с большой вероятностью гиб от интоксикации. Радуйся, Крот, ты хотел жизнь, и она тебе будет, если тебе снова повезёт.
Проговорив это, я взял стяжку и затянул её на его левой ноге чуть ниже таза, потом взял вторую и наложил на правую, далее стяжки легли на плечи каждой из рук.
— Я почему-то сомневаюсь, что за полчаса к тебе успеют, я почему-то сомневаюсь, что и за час. Но когда к тебе кто-нибудь придёт, не забудь сказать ему, чтоб вызвал скорую, и тогда они, ампутировав тебе ноги и руки, сохранят жизнь, как ты и хотел. Но это ещё не всё…
С этими словами я снял с него штаны и воняющие говном трусы и затянул стяжку на сморщенном от страха члене и яйцах, произнеся: — Тебя ждёт уникальная жизнь, без рук, ног и хера. Наслаждайся. А девочка эта, — я ткнул пальцем на лежащий на столе сотовый, — пусть тебе снится и играет с твоими конечностями в той песочнице.
Сделав фото казнённого мной зарёванного педофила, я подождал, пока руки у него онемеют, и снял свои наручники, поменяв их на ещё пару стяжек. А сам ушёл точно таким же путём, как и пришёл, и, за периметром сняв маску с перчатками, направился вверх по улице, уходя с Московского тракта.
Я был уверен, что Крот обречён, а если нет, то я вернусь снова в течение двух суток и добью цель. А пока, пройдя с полчаса, я добрался туда, куда хотел, это была церковь при монастыре, аккурат у трамвайных путей. Я вошёл молча, купил за наличные у бабушки свечку и поставил её напротив иконы, где Богоматерь держит ребёнка. Я не знаю, как это работает, я даже не знаю, правильно ли я крестился на могиле, но мои мысли были направлены в Небо. Я не молился, потому что не умел, но, поставив свечу за упокой всех детей-мучеников, немного постоял стиснув кулаки и до скрежета челюсть. А потом я вышел из Божьего дома прочь, золотые убранства храма показались мне слишком чистыми для такой души, как моя. Возможно, я и переродился тут потому, что на Верху не знали, куда меня девать, с таким послужным за мои две войны.
Я брёл домой через парк буф-сада, возле бывшего дворца пионеров, и вдруг увидел двух школьников, несущих скворечник.
— Ребят, — окликнул я их. — А продайте мне его за 5000 ₽?
И ребята вприпрыжку, получив от меня ценную бумажку, побежали её тратить, и раз бизнес имеет спрос, то, возможно, делать другие скворечники.
Неся его под мышкой, я дошёл до дома и, взобравшись на черёмуху, приколотил его к ней. Ведь задача была замаскировать под самоубийство или бытовую драку. А значит, юридически задание не было выполнено.
Первым делом после миссии я помылся и уже хотел заняться домом, как звонок заставил меня вздрогнуть, Дядя Миша звонил мне на прямую, снова.
— Доброе утро, — взял я трубку.
— Слава, как понимать твой скворечник? У тебя что, рука на безоружного не поднялась? Ну дал бы ему нож!
— Дядь Миш, вскрылись новые обстоятельства…
— Какие на хрен, Слава, обстоятельства, там на человеке клейма негде ставить?..
И я рассказал ему всё и даже скинул видео и фото. Некоторое время в трубке молчали.
— Слав, ты всё правильно сделал. Таких бесов с земли отпускать с руками и ногами нельзя. А скворечник свой сними к чёртовой матери, миссию твою тебе засчитают. И, спасибо тебе.
— За что? — удивился я.
— За то, что девчонку похороним и всю овощебазу с собаками перетрясём, скорее всего, там ещё тела. Спасибо тебе! Ты справился.
— Служу России, — выдохнул я, а на другой стороне повесили трубку.
Настроение было такое, что крокодил не ловился и кокос не рос, первый квест от структуры не выполнялся, всё-таки нервы не железные, а слово, данное спортикам, я нарушать не хотел. И пускай за окном только-только начинался день, я вышел в зал и лёг на диван, замечая, что постельного белья тут тоже нет, но любой диван всегда лучше любых нар. А постельное я потом сюда куплю.
Положив под голову валик, скрученный из покрывала, я закрыл глаза. И