Я продолжал массаж еще где-то пять минут, успел подняться выше, и вот на правой икре, под самым выступающим местом, мои пальцы наткнулись на нечто странное. Не на просто зажим, а целую крепость из спазмированных волокон.
— Вот тут, — констатировал я. — Глубокий спазм. Микронадрыв, если не хуже. Чувствуешь боль? — в ответ молчание, но её нога под моей ладонью, под пальцами, давящими на участок, дёрнулась — крошечное, предательское судорожное движение. — Придётся поработать… серьёзно поработать, — заявил я без ухищрений. — Иначе нельзя. Так что терпи.
И я пошёл в атаку.
Теперь это был не просто массаж. Это была «хирургия без анестезии». Большими пальцами я вкручивался в самый эпицентр боли, разминая, раздавливая, заставляя каждое волокно сдаваться. Я делал это без злобы, но и без жалости. Чистая необходимость.
Её тело превратилось в струну, готовую лопнуть. Сухожилия на шее выступили буграми. По всей спине, на той самой идеальной коже, проступили капли пота, но не от жары — от нечеловеческого усилия сдержать всё внутри. Не закричать.
— Дыши, Алиса, — сказал я, и в голосе прозвучала не команда, а констатация факта её самоубийственной тактики. — Задерживаешь дыхание — боль становится только сильнее.
Послушалась. Резкий, судорожный вдох. Затем — такой же выдох. И на этом выдохе, в момент, когда контроль ослаб на микроскопическую долю, из её горла вырвалось нечто. Не крик. Не стон. Короткий, хриплый, животный звук. Что-то вроде «кхм-аах», придушенное в зародыше. И сразу после — снова ледяная тишина, ещё более плотная от смущения, витающего в воздухе.
Я почувствовал, как под пальцами крепость пала. Мышца сдалась, отпустила, превратилась из камня в податливую, но болезненную плоть.
— Готово, — объявил я, убирая руки. — Главный враг повержен. Ты как там?
Она не ответила. Её голова уткнулась в руки, и плечи один-единственный раз содрогнулись — не от рыдания, а от сброса колоссального напряжения. Как будто она только что держала само небо, и её наконец сменили.
— Передохни минутку, — сказал я тихо и отошёл на полшага, давая ей пространство.
Сам же остановился и, пока она приходила в себя, позволил взгляду медленно, почти клинически, пройтись по её телу. Длинные, идеально сложенные ноги, всё ещё слегка дрожащие от остаточной боли. Узкие, но сильные бёдра. Тонкая талия, резко контрастирующая с линией её спины.
И ягодицы… мой взгляд задержался на них чуть дольше, чем следовало бы. Затянутые в простые чёрные спортивные трусы, они были двумя упругими, безупречными полушариями — выточенными льдом и сталью, но в то же время… живыми. Сейчас они расслабленно лежали, но в каждой линии чувствовалась скрытая мощь.
Интересно, — пронеслось в голове, пока взгляд блуждал. — А вчера, после прачечной? Она ушла и… доделала начатое? Где? В раздевалке? Или ей стало так стыдно, что она сжалась в комок и пробыла в нём до вечера?
Хотя… стоп.
А если она из тех, кому этот риск, эта возможность быть пойманной… наоборот, добавляют остроты? Она же не дура, должна была понимать, что кто-то может войти. И это значит, либо она была на грани и ей было плевать, либо… ей это нравилось. Млять, Орлов, ты же не детектив, зачем ты вообще сейчас об этом думаешь, разглядывая её задницу? Пошляк конченый.
Я отогнал мысли о прачечной и, собравшись, продолжил сеанс.
Спина, поясница, трапеции. Всё так же молча, но атмосфера изменилась. Это было уже не противостояние, а тяжёлое общее дело. Мы вдвоем разбирали завалы в её теле, и когда я сказал: «Переворачивайся», она перевернулась без возражений и быстро, словно исполняла чёткий приказ. Улеглась на спину, закрыла глаза. Её лицо было бледным, но странно… умиротворённым. Как у человека после сложной, но успешной операции.
Я накрыл её грудь и живот полотенцем и отвернулся, сказав нейтральным тоном:
— Подожди секунду, мне нужно сделать запись.
Подойдя к своему столу, я открыл верхний ящик. Там, среди прочих мелочей, лежала простенькая тетрадь в чёрной обложке — «Журнал наблюдений и рекомендаций». Достал ручку, развернул на чистой странице и начал писать:
«Захарова А. Жалобы: тянущая боль в левой икроножной мышце. Диагноз (предв.): глубокий спазм квадрицепса и икроножной, триггерная точка в районе латеральной головки. Проведена глубокая работа на триггере, спазм снят. Рекомендация: наблюдать за нагрузкой, возможна ошибка в технике. Требует отдельного внимания».
Поставив дату, я задумался, глядя на сделанную запись.
Блин. А как вообще проходят её тренировки? Надо будет понаблюдать со стороны, а то, может, она что-то не то делает? Хм… может, стоит проверить её коньки? Или форму? Откуда у неё такое адское напряжение-то? У Софьи и Ирины не так — их тела усталые, но не «убитые» до такой степени. Тут что-то не просто с нагрузкой…
Я закрыл тетрадь и повернулся обратно к столу. И замер.
Алиса лежала на спине, как и положено. Но её глаза, которые секунду назад были закрыты, теперь были прищурены. Не полностью открыты, но достаточно, чтобы видно было блеск зрачков.
И они были направлены прямо на меня. Вернее, на мои руки, на тетрадь. А в тот миг, когда наши взгляды должны были встретиться, она резко зажмурилась и отвернула голову, изобразив полное безразличие. Слишком резко. Слишком неестественно.
Ась? — удивился я. — Ей что, было любопытно, что я делаю? Хах, чего это она? Могла бы просто спросить. Но она решила подглядывать… Это даже забавно.
Я медленно подошёл к столу, давая ей время «прийти в себя». Мысль промелькнула: «Сказать? Объяснить, что я просто записывал и что, возможно, мне понадобится взглянуть на её коньки?»
Но я тут же отдернулся от этой идеи.
Нет, не буду объяснять, сам проверю. Если скажу, что хочу осмотреть её форму, она не то подумает. Вдруг решит, что я какой-то изврат, который под видом заботы о здоровье хочет понюхать её потные гетры или потрогать лифчик. Млять, а может, я и правда изврат, раз хочу сделать это втихую, без спроса?
Мозг тут же выдал крамольную картинку: я в пустом гардеробе наклоняюсь над её коньками, а она застаёт меня с поличным…
И мы типа меняемся секретами… Нет, это уже паранойя.
Ай, не важно, — отрезал я сам себя же, — я же из лучших побуждений. Профессиональный интерес. Да и кто узнает? Сделаю незаметно, если представится случай.
— Всё, закончил, — сказал я обычным голосом, как будто не заметил её мимолётного интереса. — Продолжаем.
Я подошёл и снова начал с ног. Работал с квадрицепсами.
Прошло несколько минут,