Первый БПЛА Второй Мировой
Глава 1
Пробуждение
Предисловие
— Товарищ капитан, товарищ капитан, очнитесь! — голос дрожал, а руки младшего лейтенанта с силой трясли неподвижное тело. — Товарищ капитан, уходить надо! Немцы могут нас найти! Уже ищут! Ищут! Товарищ капитан…
Ответа не последовало. Капитан Самохвалов, командир разведгруппы, заброшенной в немецкий тыл, не подавал признаков жизни. Лицо его застыло в сером выражении покоя, а губы посинели.
Два часа назад их ПС-84 — транспортный самолёт, которым пользовались советские войска для переброски разведчиков — был перехвачен вражеским ночным истребителем. Трассеры Messerschmitt Bf.110 разорвали казавшуюся непроглядной тьму, и небо озарилось короткими вспышками огня. Немец буквально изрешетил советскую машину, пробив баки и выведя из строя правый мотор. Пламя охватило фюзеляж, в котором ревущий ветер, рвал сотрясающийся в клубах огня и дыма метал. Самолёт горел, разваливаясь прямо в воздухе, и, мгновение спустя, с чудовищным скрежетом рухнул в поле, оставив за собой полосу чёрного пепла и обломков.
Когда Кудрявцев очнулся, в голове стоял звон, будто кто-то неподалёку без устали бил титаническим молотом по огромной наковальне. Горло першило от дыма, глаза слезились. Он стоял на четвереньках среди искорёженных обломков и пытался понять, где находится. Воздух пах лишь гарью, а вокруг стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием остывающего металла.
Пошатываясь, он снял с плеча обугленный вещмешок, который чудом успел надеть во время падения, и наощупь вытащил маленький фонарь. Луч дрожащего света высветил разрушенную кабину, в которой находились искорёженные тела лётчиков так и оставшихся навечно на своих боевых постах, а у частично вырванной двери лежало тело командира группы. Из груди капитана Самохвалова торчали рваные куски металла — оторванные части приборной панели. Кровь пропитала гимнастёрку, и было ясно — рана серьезная, если не сказать — смертельная.
Оглядевшись, младший лейтенант понял: живых, кроме их двоих, больше нет — они одни посреди ночи, в глубоком тылу противника, за сотню километров от назначенной точки высадки.
Положение было отчаянным, но Кудрявцев не привык сдаваться. Он снял с сиденья рацию, проверил патроны в ППШ и, подняв на спину тело командира, направился к виднеющемуся в темноте далёкому лесу. До ближайшего массива было около пяти километров, и это расстояние нужно было преодолеть через открытое поле, местами пересечённое редкими кустами. И туда нужно было дойти — дойти любой ценой.
Каждый шаг давался тяжело. Раненый командир, вещмешок, рация — всё это тянуло вниз, лишая последних сил. Он шёл, останавливаясь каждые несколько десятков метров, и прислушивался к ночи. В какой-то момент, найдя полуразрушенный то ли дом, то ли сарай на краю очередного поля, решил отдохнуть. Но перед этим развернул антенну включил рацию и вышел в эфир на запасной частоте сообщив о случившемся.
Прислонившись спиной к стене и закрыв на мгновение глаза, младший лейтенант, сам того не заметив, задремал.
Очнулся от далёкого лая собак и какого-то странного звука, напоминающего жужжание. Сердце ёкнуло. Прислушался, но вокруг была тишина, нарушаемая лишь успокаивающим стрекотом сверчков.
Может, показалось?
«Возможно!» — подумал разведчик-диверсант.
Однако через минуту звук повторился. И был этот звук на этот раз вроде бы ближе.
Кудрявцев вскочил на ноги, схватил автомат и бросился к командиру. Он хотел попытаться привести того в чувства, но его действия оказались тщетны. Капитан Самохвалов умер.
В тех условиях, в которых младший лейтенант оказался, достойно похоронить боевого товарища не было никакой возможности. Он накрыл лицо ушедшего куском ткани, снял с головы пилотку, постоял с полминуты, а затем, словно бы что-то вспомнив, склонился и снял с командира планшет с картами, после чего аккуратно убрал его в свой вещмешок. Нужно было уходить, однако в этот момент он снова услышал лай, который на этот раз стал доноситься с другой стороны.
Сердце забилось чаще.
«Обложили…»
Темнота давила. Казалось, воздух сам по себе звенел напряжением. Прислушавшись он понял, что лают минимум три собаки — значит, ищейки. Сомнений не было — немцы скоро выйдут на место падения и, понятное дело, на его след. Уйти не удастся, но пока есть возможность, нужно сообщить командованию о провале.
Он сел поудобней, накинул на рацию и на голову плащ-палатку, подсветил слабым лучом фонаря, щёлкнул тумблером и, настроив нужную частоту, вышел в эфир:
— Заря-1! Заря-1! Я — Сокол!
Из динамика шёл хрип и треск. Прибор то включался, то глох. Судя по всему, радиостанция была повреждена. Связь то обрывалась, то снова вспыхивала коротким шипением.
— Заря-1, приём! — повторил он и, стараясь не думать, что попытки его тщетны, в несколько строк описал ситуацию.
Как бы он не надеялся, ответа не последовало. Лишь забитый помехами эфир.
Младший лейтенант выключил фонарь и поднял голову к небу, которое начинало заметно светлеть. Скоро рассветёт, и тогда на открытом поле его будет видно за километры.
«Оставаться здесь — верная смерть. Нужно идти! Но куда?»
Он стоял, разрываемый сомнениями:
«Что делать? Что делать?..»
За последние минуты доносящийся с северной стороны лай усиливался.
Он обернулся.
С западной стали тоже слышаться отголоски гавканья.
«Ищейки уже в том лесу, к которому я шёл? Неужели конец?..» — мелькнула печальная мысль.
Пальцы сжали ППШ, а в груди закипела злость.
— Ну ничего, гады… живым я не дамся! За товарищей отвечу! Заберу с собой, сколько смогу! А там и умирать не страшно будет!
В этот момент в оконном проёме полуразрушенной стены что-то мелькнуло с коротким жужжанием. Тень с шорохом пронеслась вдоль кирпичной кладки и стремительно взмыла вверх.
Сергей вскинул оружие.
— Что за чёрт… Птица? Или что это?
Он передёрнул затвор и прижался к стене, целясь в тёмное окно.
Жужжание снова послышалось, но уже где-то сверху, а потом вдруг раздался спокойный мужской голос, который произнёс:
— Привет, служивый. Вижу, обложили тебя. Поэтому задам тебе два вопроса. От того, насколько честно ты на них ответишь, будет зависеть твоя судьба. Первый: какой сейчас год?
Кудрявцев похолодел. Голос звучал странно, механически — не как у немца, но и не как у своего. Он поднял голову вверх, стараясь рассмотреть говорившего. Но ничего, кроме сломанного чердака, разглядеть не удалось.
«Померещилось?» — мелькнула в голове мысль.
Но голос тут же напомнил о себе, что это всё происходит взаправду.
— Так что молчишь? Время идёт! И оно не в нашу пользу! Скажи: какой сейчас год⁈