Василий Федотович в откровенной радости крякнул и зыркнул в лицо Пульхерии бесстыжим взглядом пустых, пропитых глаз, а чтобы как-то оправдаться в своей несдержанности, бодро спросил:
— Ну, как она, молодая цветущая жисть, Пуля?
— Василий Федотович, — тотчас же вмешался Яша Омельков, не убавляя в голосе приветливости, подсаживаясь на принесенный из другой половины стул, — давай для порядка в будущем сразу же договоримся: среди нас нет Пули — есть Пульхерия Карповна.
— Я — чего ж! Я — с большим моим удовольствием!
Пульхерия замедленно, но с большим напряжением встала и, словно по тугой струне, пошла в закуток за шкафом, к кухонному столу, чтобы никто не успел увидеть, какой жгучей кровью заливается ее лицо. Хотелось хрястнуть об пол чем попадя!
Господи! Муженек называется! Неудобный человек и есть! Надо же так брякнуть: «для порядка в будущем»! Нет чтобы промолчать! Какой он, Василий Федотыч, дрянной человечишко ни будь, зачем же его в своем доме этак-то одергивать? Да и бригадир ведь он! Хоть бы о жене своей подумал, муженек если ты!
Давно спился, изварначился Василий Федотович. Давно собирались снять его, да из молодых никто не шел на хлопотную, мытарную должность. А он знал это, чувствовал свою силу и умел выжимать всю выгоду, какую только могло дать неразборчивому человеку бригадирство. Его не любили, но боялись — он был мстителей — и заискивали перед ним. В деревне ведь так: в больницу неотложно ехать — сначала набегаешься вокруг бригадира, выпрашивая захудалую лошаденку…
— Василий Федотович, еще стопочку?
— Яш-ша! Э! Яш-ша! — гудел бригадир подобревшим басом. — Я — что! Что же ты сам-то не тово?
— А мы уже этова, Василий Федотович. Давай еще налью!
— Ну, ладно, хозяин — барин. Ах! Вкусные коклетки! — шумно закусывал бригадир. — Не знал, не знал, какая мастерица на стряпню Пульхерия Карповна!
По тому, как эти слова донеслись особенно громко и внятно, Пульхерия догадалась, что бригадир говорит, повернув свое лицо в сторону закутка, и забрякала посудой, будто бы промывая ее. И тут же с нею что-то случилось. Какая-то озорная, веселая злость охватила ее, и она вышла к мужикам улыбчивая:
— Чего уж величать меня эдак-то: Пульхерия Ка-а-арповна! Нашли княгиню! Сроду Пулей была, Пулей и останусь. Надо же! Ну, вам, Василий Федотович, ладно — вы дожили до этого, заслужили величанье. А ведь было время, и вас запросто Васей звали. Ну, Вася, ну, Яша, ну, Пуля — где тут разница? Чем мое имя хуже других?
Яша Омельков смотрел на нее во все глаза.
Пуля рассмеялась:
— Не вижу разве я: ты меня никак не называешь — ни тебе Пуля, ни тебе Пульхерия Карловна, все «подруженька» да еще как-нибудь. Будто кот возле горячего пирожка крутишься. Валяй Пулей, чего уж там!
Яша Омельков опустил глаза и тут же вскинул их, улыбнулся как-то беспомощно, виновато. Покосился на бригадира, без оглядки занятого закусыванием, и… подмигнул Пуле!
Это ошарашило ее. Она схватилась ладонями за раскаленные щеки, захлопала глазами дура дурой.
— Умница у тебя жена, Яш! — Бригадир откинулся на спинку стула, расстегнул полушубок, погладил по животу, рыгнул, и было не понять, за что именно похвалил он человека. Яша Омельков налил ему третью стопку… Хотя стопкой это называется приличия ради только: по половине чайного стакана опрокидывал в себя бригадир.
— Погодь, погодь, Яш! — запоздало опротестовал он. — О деле чтоб не забыть!
Снял шапку, бросил ее под стул — непричесанные, давно не стриженные волосы ощетинились во все стороны неопрятными космами. Достал из кармана полушубка грязную, измятую пачку «Севера», с торжественной медлительностью захмелевшего человека закурил.
Яша Омельков живо подставил ему стеклянную пепельницу.
— Хо! Вроде не куришь, а штукенцию эту держишь!
— Для гостей.
Пульхерии вдруг показалось, что она впервые видит своего мужа, впервые по-настоящему осознает, что это именно он, Яша Омельков, неудобный для всех человек, и есть ее муж — отныне и бог знает до каких пор. Это было так странно, так непонятно, так непостижимо, что…
«Для гостей»… Вот сидит перед ним гость. Бригадир. А ведь Яша Омельков не подлаживается к гостю такому, не ублажает его, не заискивает перед ним. Да будь даже самый высокий, самый почетный гость, Яша Омельков держался бы так же просто, приветливо, с тем же спокойным достоинством, и ляпни тот высокий гость несуразное, Яша Омельков с той же благодушной улыбкой осадил бы его. Так кого же он мнит из себя?! Будто впервые попав сюда, она с острым вниманием огляделась.
В избе не было лавок вдоль стен, что обязательно в деревне. Стены, хорошо оштукатуренные и побеленные, с половины до полу были обведены панелями, скромной, приятной для глаз расцветки под васильки. И стол не в углу, а посредине избы, и был он не самодельный. Лакированный овальный, раздвижной, покрытый голубенькой красивой льняной скатертью. А в углу, где у людей стоят столы, Яша Омельков поставил такую же лакированную тумбочку с радиолой. Нет полатей, нет большой русской печи — вместо нее небольшая печь с подтопком и плитой на месте шестка. Нет ничего лишнего в избе, в ней просторно и светло… Точно так же — и во второй, спальной, половине за перегородкой. Там две кровати, гардероб с большим зеркалом на дверце. На весь большой угловой простенок — полки с книгами. Их, пожалуй, не меньше полтыщи.
И — все.
Пуля, завершив этот очный и мысленный обзор, почувствовала себя так, словно нечаянно попала в дом, который хозяева, уходя куда-то спешно по делам, забыли закрыть на замок, и теперь она не знает, как ей быть — то ли убегать сломя голову, то ли терпеливо дожидаться возвращения хозяев.
И правда, как она попала сюда?! Кто он на самом деле, этот Яша Омельков? Или кого он мнит из себя?..
Чтобы хоть чем-то себя занять, Пуля принялась убирать со стола.
— Пуля… — заставил ее посмотреть на себя Яша Омельков и встретил ее удивленный взгляд широкой улыбкой: — Нарежь нам колбасы. Василий Федотович, может, поджарить колбаски?
— Ну! Колбаску — да жарить! И так пролетит! Ха-ха! А ты запасливый парень, Яш. У тебя и колбаска еще водится! И водка, и всякое прочее!
— На свадьбу запасался. А тут уж так: пусть уж лучше останется, чем не хватит.
— Оно так. Да! Дело-то у меня вот какое! Животноводы, будь они неладны, только сегодня спохватились: дай им сена для телят, все вышло! Сено-то в кармане, что ли, я держу? Трактора у меня все ушли во вторую бригаду на вывозку навоза, бездельничает только ваш,