Валентина Демьянова
У фортуны женское лицо
Анна
– У меня к тебе просьба, – сказал Павел Иванович и ласково улыбнулся.
Знала бы его хуже – наверняка поверила бы и благодушному виду, и задушевному тону, и улыбке. Грустной, почти отеческой. Только мы слишком хорошо были знакомы, чтобы я купилась на эти уловки. Давно усвоила: старый пройдоха всегда так себя ведет, когда ему от тебя что-нибудь нужно.
– Дело вот какое... – протянул бывший босс и задумчиво пожевал толстыми губами.
Привычка, хорошо знакомая с прежних времен, заставила насторожиться еще больше. Павел Иванович так поступал в моменты затруднений. А затруднения у него возникали лишь в одном случае: когда он прикидывал, как бы половчее тебя облапошить. Раньше стоило только увидеть эту манипуляцию с губами, как я начинала нервничать. Теперь ситуация изменилась. Больше я от него не зависела и могла себе позволить спокойно ждать, когда же он выложит то, за чем позвал.
– Как ты знаешь, от дел я отошел. И возраст не тот, и здоровье пошаливает. – Павел Иванович грузно заворочался в кресле, устраиваясь поудобнее. Задача практически невыполнимая: ни в одном кресле его стокилограммовая туша не могла уместиться с настоящим комфортом. Павел Иванович это знал и предпочитал диваны. Поерзав, он грустно закончил: – А главное, интерес к работе пропал. Чтобы тихо доживать старость, денег накоплено достаточно, а головой рисковать уже куражу не хватает.
Павел Иванович грустно поник головой, а на меня, отлично помнящую его подковерные игры, вдруг накатило раздражение. Забыв, что дала себе слово не ссориться, я с лицемерной ласковостью пропела:
– Наговариваете вы на себя, Павел Иванович. Выглядите отлично, и со здоровьем, судя по тому, что на столе, как и прежде, французский коньячок стоит, у вас тоже не так уж погано.
– Злая ты, Анька, – скорбно вздохнул Павел Иванович. – Все ведь понимаешь, а вредничаешь! Могла бы и подыграть старику! Трудно изобразить участие?
– А оно вам нужно? – искренне удивилась я. – Сами же всегда повторяли, что в сочувствии нуждаются только слабаки! Забыли?
– Ошибался, самонадеянный дурак! Потому что сил было немерено, дел полно, людей вокруг тоже! Казалось, так будет вечно, а вышло-то по-другому! Состарился и теперь целыми днями сижу один, словом перекинуться не с кем! – Павел Иванович подпер щеку рукой и жалостливо произнес: – Не поверишь, Анька, но такая тоска... иногда проснусь утром, а жить неохота!
– Не поверю! Не с вашим характером тосковать. Вы даже в гробу занятие себе найдете, а уж на этом свете... Не давите на жалость, учитель!
– Вот стерва, – с восхищением покачал головой Павел Иванович, тут же забыв, как недавно печалился. – Ничем тебя не проймешь. Ну признаюсь, сгустил краски! Сгустил! Конечно же не так все и плохо. Делами и правда не занимаюсь, зато теперь есть время книги полистать, в старых документах покопаться. – С трудом развернувшись в мою сторону, он с азартом воскликнул: – Знаешь, Анька, в них такие тайны скрыты! Вот сижу, потягиваю коньячок и потихоньку чужие секреты разгадываю. Раньше на это времени не хватало! – Павел Иванович помолчал, задумчиво шевеля губами, потом задушевно поделился: – А сейчас меня одна проблема мучает: очень хочется поработать с архивом Говоровых. Интереснейшая была семья! Там столько всего накручено... Дюма отдыхает! И даже не со всем архивом, а только с той его частью, что Захара Говорова касается. Слыхала о таком?
Ввязываться в пустой разговор о неизвестных мне Говоровых настроения не было. Куда больше меня на тот момент интересовала истинная причина нашей встречи, поэтому я коротко буркнула:
– Нет.
– Зря! – Павел Иванович назидательно погрозил мне. – Историей нужно интересоваться.
– Выйду на пенсию, как вы, тогда и поинтересуюсь, – привычно огрызнулась я.
– Не груби, – так же привычно одернул меня бывший наставник. – Так вот касательно архива... Очень он меня занимает!
– И в чем проблема? – недовольно спросила я. – Отправляйтесь туда, где он хранится, и работайте!
– С ума сошла! – возмутился Павел Иванович. – Это же в богом забытую дыру ехать нужно! Архив в местном краеведческом музее хранится. Оставить все это, – он обвел рукой уставленную антикварной мебелью комнату, – и поселиться в задрипанной гостинице? Об отвратительной кухне я даже не говорю! Да я там просто отравлюсь чем-нибудь!
– Тогда забудьте об архиве и наслаждайтесь комфортом!
– Умная! А любопытство? Оно же мучает!
– Поняла, жизни никакой! Только при чем тут я?
Павел Иванович умиленно глянул на меня и, делая вид, что ужасно смущается, выдавил из себя:
– Привезла бы ты его мне!
– То есть как?
Кошачье выражение разом исчезло с мясистого лица Павла Ивановича.
– Что ты дурочкой прикидываешься? Не знаешь, как незаметно бумаги из архива вынести?
– Украсть?!
– Возмущение изображаешь? – ехидно прищурился он. – Скажешь, никогда раньше этим не занималась? Тогда вспомни, сколько ты картин за время своей карьеры потырила!
– И вспоминать не хочу, – огрызнулась я, закипая. – Дура молоденькая была. Верила вам беззаветно, а вы этим пользовались. Только давно то было, и возвращаться к тем временам мы не будем. В общем, забудьте!
– Вот, значит, как! – скорбно покачал головой Павел Иванович. – А ведь ты, Анька, неблагодарная! Сколько я для тебя сделал! Могла бы разок добром отплатить.
Его лицемерие и постная мина окончательно вывели меня из себя.
– Считаете, я еще не расплатилась? – подавшись вперед, с тихой яростью поинтересовалась я. – И это после скольких лет, что на вас отпахала? А дела, за которые, как раз плюнуть, можно было статью получить? Забыли? Ну-ка вспомните, сколько раз вы меня на них посылали?
– Это ты забыла, кто из тебя человека сделал! Кто тебя профессии обучил!
– За все заплачено! Сполна! Вы сейчас потому так вольготно старость доживаете, что я вам деньги на нее заработала!
Кипя давней обидой, я буквально кричала и потому не расслышала, как Павел Иванович что-то сказал.
– Что? – раздраженно переспросила я.
– А если попрошу? Очень! Не в счет старых долгов, а как человек, что тебе и отца, и мать заменил!
Я всегда чувствовала, когда он ломает комедию, а когда говорит искренне. Наверное, потому, что последнее