– А Лиля? Она что говорит?
Вероника Галлер с насмешкой глянула на меня:
– Вы Лилю не знаете? Молчит!
Лилю я узнала достаточно хорошо и иной реакции от нее не ожидала. Другое дело, что скрывалось за этим молчанием. Я не исключала, что еще одно убийство. Римма, без сомнения, отправилась в милицию, не поставив бабку в известность. Та никогда бы ей этого не позволила. Лиля собиралась разобраться с сестрой по-тихому, не вынося семейный сор из избы. Однако Римма проявила самостоятельность, и ситуация вышла из-под контроля. Необдуманный поступок внучки грозил Лиле неприятностями. Она знала, Дина не станет молчать. Она обязательно попытается напакостить сестре, обвинив ее в убийстве Кайсарова. Если даже Лиля сумеет оправдаться, это ничего не изменит. В городе ее в любом случае будут считать соучастницей, ведь она столько лет покрывала убийцу. Для Лили это стало бы катастрофой. Она привыкла быть уважаемой вдовой заслуженного человека. Этакой королевой маленького городка. Пусть нелюбимой, но всеми почитаемой. Расстаться с этим статусом было выше ее сил. Ей проще убить Дину. В конце концов, Лиля с Диной друг друга стоили!
– Анна, мне нужны деньги! – прервала мои размышления Вероника Галлер.
Поскольку я так и думала, то без лишних слов спросила:
– Сколько?
Дочь Галлера с достоинством покачала головой:
– Я не прошу в долг.
– Тогда что?
– У меня к вам предложение.
Вероника Валерьевна помолчала, собираясь с мыслями, потом сообщила:
– Я знаю, что вас интересуют картины моего отца. Из-за них вы и приезжали в наш город.
– Допустим, – осторожно проронила я.
– Да что теперь-то скрытничать? – усмехнулась она и деловым тоном сообщила: – Картины у меня, и я хочу их продать. Срочно. Нужных связей не имею, поэтому предлагаю вам стать моим агентом. За труды хорошо заплачу.
– Вы знаете, где находятся картины?!
– Конечно. В банковском сейфе. Здесь, в Москве. Я сама их туда и положила, – усмехнулась дочь Галлера, явно забавляясь моей оторопью.
– Откуда они у вас?
– Их принес к нам в дом Леонид Кайсаров. Это случилось на рассвете того дня, как немцы вошли в город. Тетке сверток отдал и сказал, что это мое наследство.
– Объяснил, откуда их взял?
– Она не успела спросить. Кайсаров тут же ушел, только попросил никому и никогда о них не говорить. Мог бы и не предупреждать, тетка и сама это понимала.
– Ваша матушка знает о них?
– Нет, конечно! Она ненавидит все, связанное с творчеством отца. Считает картины главной из причин той беды, что свалилась на нашу семью. Попади они к ней в руки, мама, не задумываясь, их бы уничтожила.
– Как я догадываюсь, в Москву вы их перевезли не так давно. А до этого где хранили?
– На чердаке, в старом сундуке. В банк поместила после того, как недосчиталась одной. Я точно знаю, ее украл тот рабочий, что ремонтировал у нас кровлю. Он потому и исчез, ничего не закончив.
– Как вы могли такое допустить?
– Выхода не было. В комнату принести не решилась, мама бы обязательно заметила. Вот и понадеялась, что шарить среди старых вещей, кучей наваленных на чердаке, человек поленится. Ошиблась, что ж поделаешь... Однако это все в прошлом, а меня интересует настоящее. Согласны мне помочь?
– Вы столько лет таились, а теперь вдруг решили раскрыться. Почему?
Вероника Галлер задумчиво посмотрела на меня и с легкой грустью произнесла:
– «Почему»... Короткое слово, а ответить на него трудно. Сначала было не до картин... Какие картины, когда мы с теткой пытались элементарно выжить? Тряслись от страха и делали вид, что мы вовсе не те Галлеры, один из которых был расстрелян как французский шпион, а другая отбывает срок в лагере. Тетка, из опасения, что я случайно проговорюсь, даже не намекнула мне, что нам вернули работы отца. Потом отпустили маму... Она приехала худая, колючая. Тетка опять промолчала о картинах, потому что одно упоминание о них приводило маму в ярость. Правда, когда мама уж чересчур сильно нападала на отца, тетка, нежно его любящая, не выдерживала и становилась на защиту. Вот тогда я и узнала, что отец раньше жил во Франции, потом вернулся...
– Вы не знали, что ваш отец был очень известным художником? – не поверила я.
– Нет, – спокойно подтвердила Вероника Валерьевна. – А откуда бы я могла это узнать? О нем нигде и никогда не упоминалось, он был просто вычеркнут из жизни. Тетка, напуганная случившимся на все оставшиеся годы, на мои вопросы отговаривалась туманными фразами. А позже, когда я все узнала... Как можно было мне, далекой от искусства, определить, насколько хорошим художником он был? Высказывания и мамы, и тетки слишком пристрастны. Это я отлично понимала и ни одной, ни другой не верила.
– Но ведь существовала экспозиция в местном музее, к вам приезжали журналисты, коллекционеры.
– Это все произошло значительно позже.
– И неужели после этого у вас не появился соблазн продать картины и наконец зажить по-человечески? Ведь вы так бедствуете.
– Возникали! И не раз! Но ведь страшно! Очень страшно! Мы с мамой всего лишь две старые женщины, и за нами никого нет. Нас можно обмануть, ограбить. Да просто убить и все забрать! Защитить нас некому. И потом... сколько стоят эти картины? Я в этом ничего не понимаю и, признаюсь честно, боюсь продешевить.
– Можно было съездить в Москву, в тот же Пушкинский музей, проконсультироваться.
– Конечно, можно. Только в музее тоже люди работают! Поймите, я всех боюсь и никому не верю!
Мне страшно признаться, что я вообще владею этими картинами!
– И тем не менее откровенничаете со мной. Почему? Вы ведь меня почти не знаете. А вдруг я вас обману?
Вероника Галлер улыбнулась:
– Не обманете! Я очень внимательно присматривалась к вам. Вы добрая!
При этих словах я почувствовала себя неуютно, а она озабоченно нахмурилась:
– Предлагаю за работу третью часть от продажной стоимости картин. Не мало?
– Нормально, особенно если постараться и продать по хорошей цене.