— Теперь на нем будет сидеть огонь, — мрачно ответила я, с треском ломая благородную спинку об колено. — А если будешь возмущаться, следующим в топку пойдет твой веник.
Домовой благоразумно заткнулся и даже подал мне старый тесак, чтобы нащепать лучину.
Я сложила обломки стула в огромный зев камина. Он был холодным и черным, как вход в преисподнюю. Построила «шалашик», как учил отец в походах. Внизу — мелкие щепки, сверху — куски покрупнее.
Нужна была растопка. Бумаги не было.
Я достала из кармана свой блокнот. Мой полевой дневник. В нем были записи о селекции за последние пять лет. Формулы удобрений, схемы скрещивания, зарисовки листьев. Моя жизнь, мой труд, моя гордость.
Я посмотрела на страницу, где была нарисована схема прививки «Алой Королевы».
— Прости, — шепнула я.
И вырвала лист. Потом еще один. И еще. Скомкала бумагу, запихивая её под щепки. Жертва ради выживания. Знания горят хорошо.
Я чиркнула огнивом.
Искра. Еще одна. Слабый язычок пламени лизнул бумагу. Чернила начали чернеть и сворачиваться. Огонь перекинулся на лакированную щепку.
— Давай, милый, давай, — молила я, дуя на робкое пламя. — Кушай. Грей.
Огонь занялся. Весело затрещал лак. Я почувствовала первое, едва уловимое тепло. Улыбка, нервная и счастливая, тронула губы.
И тут случилось то, чего я боялась.
Ветер на улице переменился. Порыв ударил в трубу сверху, словно гигантская ладонь захлопнула крышку.
Дым, вместо того чтобы идти вверх, густым черным клубом рванул в комнату.
— Кха-кха! — закашлялся Казимир.
Кухню мгновенно заполнил едкий, удушливый смрад горящего лака и старой пыли. Глаза защипало так, будто в них плеснули кислотой.
— Нет! — закричала я, пытаясь руками разогнать дым. — Тяга! Где тяга?!
Я схватила кочергу и полезла в камин, пытаясь пробить засор. Сажа посыпалась мне на лицо, на платье, в волосы. Я кашляла, задыхаясь. Дым был везде. Он ел глаза, драл горло.
Огонь, лишенный воздуха, зашипел и погас, оставив после себя лишь вонючее облако.
Огниво в моей руке мигнуло в последний раз. Магический заряд иссяк. Кристалл внутри него треснул и осыпался мелкой пылью.
Темнота.
Только красный уголек на обломке стула подмигнул мне злобным глазом и погас.
Я стояла на коленях перед камином, перепачканная сажей, с кочергой в руке. Вокруг была непроглядная тьма и удушливый дым.
Это был конец.
Я не выдержала.
С диким криком, в котором не осталось ничего человеческого, я швырнула бесполезное огниво в темноту. Раздался звон разбитого стекла.
— Ненавижу! — заорала я, срывая голос. — Ненавижу этот мир! Ненавижу тебя, Рэйвен! Будь ты проклят со своей магией, со своим долгом, со своей ледяной стервой!
Слезы хлынули из глаз, смешиваясь с сажей на щеках. Я задыхалась. Мне нужен был воздух.
Я вслепую бросилась к двери, ведущей на задний двор. Споткнулась о табурет, упала, больно ударившись бедром, вскочила, не чувствуя боли.
Распахнула дверь ударом ноги.
Морозный воздух ударил в лицо, как пощечина. Жесткий, колючий, но чистый.
Я вывалилась на крыльцо и жадно, судорожно вдохнула. Легкие обожгло холодом, но это было спасение. Я кашляла, сплевывая горечь, и хватала ртом снежинки.
Ветер здесь выл, как стая голодных псов. Метель усилилась. Снег валил стеной, скрывая очертания двора. Я была маленькой черной точкой в белом безмолвии.
— За что? — прошептала я, глядя в черное небо, где не было ни звезд, ни лун. — Я просто хотела жить. Я просто сажала деревья. Почему я должна умирать здесь, в грязи и холоде?
Ответа не было. Только ветер швырнул мне в лицо горсть ледяной крупы.
Я обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Пальцы левой руки привычно скользнули в карман кардигана.
Косточки.
Они были там. Горячие.
В этот момент я поняла: я схожу с ума. Это агония. Тепловая галлюцинация перед тем, как замерзнуть насмерть.
Но их тепло было таким реальным. Оно пульсировало, пробиваясь сквозь ткань, сквозь онемевшую кожу. Тук-тук. Тук-тук.
— Вы тоже хотите жить, — сказала я им. — Мы все хотим.
Решение пришло мгновенно. Безумное, иррациональное. Если мне суждено замерзнуть этой ночью, я сделаю последнее дело. Я выполню свою работу. Я агроном. Моя задача — сажать.
Я сошла с крыльца. Снег доходил до середины икры. Я брела, шатаясь от ветра, к полуразрушенной каменной стене, которая хоть немного закрывала двор от бури.
Там, у подножия кладки, торчал из сугроба куст. Дикий терновник. Черный, колючий, мертвый на вид. Но если он здесь вырос, значит, земля здесь живая. Значит, здесь есть сила.
Я рухнула на колени рядом с кустом.
Снег был плотным, слежавшимся. Я сгребала его голыми руками, не чувствуя холода. Адреналин кипел в крови.
— Ну давай же, — рычала я, вгрызаясь в сугроб. — Пусти меня!
Добралась до земли. Черная, каменная твердь. Вечная мерзлота.
Я схватила валявшийся рядом обломок кирпича. Острый, с рваными краями.
Удар. Искры. Еще удар. Земля не поддавалась.
— Я сказала — прими их! — закричала я, замахиваясь изо всех сил.
Удар. Камень соскользнул с мерзлого грунта.
Я не успела убрать руку.
Острый, как игла, шип терновника, торчащий из нижней ветки, вонзился мне в ладонь. Глубоко. Прямо в мясистую часть под большим пальцем. И с силой пропорол кожу, когда я дернула руку.
Боль была ослепительной. Я вскрикнула, прижав руку к груди.
— Черт!
Я посмотрела на ладонь. В свете белого снега кровь казалась черной. Густая, горячая струя.
Кап.
Первая капля упала на мерзлую землю.
Пш-ш-ш...
Звук был таким, словно вода попала на раскаленную сковороду.
Я замерла.
Кап. Кап.
Кровь падала на ледяную корку земли. И лед... таял. Не просто таял — он исчезал, испарялся с тихим шипением. От места падения капель поднимался белесый пар.
Земля жадно пила.
Я чувствовала это. Не мозгом, а чем-то древним, спящим в глубине подсознания. Земля была не мертвой. Она была голодной. Она ждала. Столетиями она ждала чего-то настоящего. Не холодной, стерильной магии льда, которой её кормили местные маги, а жизни. Горячей, соленой, яростной жизни.
Вибрация прошла по моим коленям. Гулкий удар — где-то глубоко внизу, в недрах. Словно сердце великана дрогнуло во сне.
Я отбросила камень. Здоровой рукой достала косточки.
Три маленьких, гладких шарика. Моя надежда. Мое наследство.
Я положила их в кровавую кашицу, образовавшуюся в проталине. Кровь смешалась с землей, став вязкой и теплой.
— Берите, — прошептала я. Голова кружилась. То ли от