— Привет, доченька, — сказала женщина, проходя в квартиру.
— Привет, чего приехала? — сухо спросила Женя, у которой всё ещё имелась обида на мать.
— Жень, прости меня. Я была на взводе, на тот момент я сильно ревновала своего мужа. Пойми правильно, — объясняла женщина, усаживаясь за стол.
— Почему я должна всех понимать, м? Что ты сделала, чтобы хоть как-то наладить со мной отношения после ссоры? — поинтересовалась Женя саркастическим тоном.
— Женя, у меня трудный период. Я была в разводе, а ты знаешь насколько тяжело мне... — но договорить матери Соколовская не дала, гнев вскипел и вырвался наружу. Она слишком долго молчала, всё понимала. Три года. Хватит.
— Трудный период? Развелась ты, и что? Больше половины женщин разводятся, но у них жизнь на этом не заканчивается. А что устроила ты? Я понимаю, депрессия, но три года. Это слишком, даже для тебя. Я с тобой, как с маленьким ребёнком, возилась, а ты даже меня не замечала. Где я? С кем я? Тебе было всё равно! Тяжело ей было?! А ты знаешь, что со мной творилось? Что в душе было у меня, когда я видела свою мать такой? А ты только и искала себе нового мужа не из-за любви, а потому что отца хотела позлить. Что, не правда? Ты ничего не знаешь обо мне, ты ни разу за всё это время мне не позвонила. Ты и не хочешь ничего обо мне знать, главное то, что живая. Скажем тогда, твоя совесть свободна и говорит, что ты идеальная мать.
— Неправда! — возмутилась женщина.
Из глаз Жени покатилась слеза, и она шепотом спросила:
— Когда у меня день рождения? — тихий шепот, девушка надеялась услышать ответ, но понимала — вряд ли.
Мать замялась, а Соколовская сделала выводы не в её пользу.
— Десятого января. Есть смысл о чём-то ещё говорить? Мой отчим знает обо мне больше, чем собственная мать. Ты так была занята собственными переживаниями, что меня и вовсе не замечала. Ты хоть знаешь, чем я живу? Что люблю? Кем хочу стать? Нет. Тебе всё равно. Зачем ты здесь? Показать материнскую любовь? Не надо, я больше в этом не нуждаюсь.
Сказав это, Женя направилась к выходу и, громко хлопнув дверью, ушла, оставив мать в одиночестве.
— Москва портит людей. Да, она связалась с дурной компанией, а отсюда и агрессия ко мне. Надо забрать её отсюда. Срочно, — вынесла вердикт мать Соколовской.
“Разберёмся.”
Женя выбежала из своей квартиры, не зная что делать дальше. Как быть и как поступить? Ей до ужаса сейчас хотелось скрыться, испариться, чтобы ничего не чувствовать. Но тут она услышала звонок телефона. Догадайтесь, кто звонил?
— Алло, Глеб, — ответила Соколовская, стараясь унять дрожь в голосе.
— Эй, что с тобой? Почему ты плачешь?
— Я... — хотела объясниться Евгения, но слёзы мешали говорить, словно ком, застрявший в горле.
— Где ты? — уверенно спросил парень.
— Возле моей квартиры.
— Никуда не уходи и жди меня.
Девушка хотела запротестовать, но понимала, что это бесполезно. Да и, честно говоря, ей сейчас необходимо было увидеть парня. Она знала, что учитель — тот редкий человек, который поймёт и выслушает. И Женя стала ждать. Минут через десять рядом с ней остановилась машина, а её водитель тут же вышел из неё. Соколовская подняла глаза, до этого смотревшие в асфальт, и увидела Глеба. Два взгляда встретились, и они смогли прочитать всё то, что написано на дне бездонных глаз. Боясь остаться замеченными, учитель быстро посадил девушку в машину и, сев за руль сам, быстро выехал из этого места. Женя не знала куда они едут, а и не хотела знать. Девушка просто прислонилась лбом к окну. Вдруг машина затормозила, но Соколовская казалось этого не заметила и продолжила сидеть по инерции. Она поняла, что они остановились только тогда, когда учитель открыл дверь своей машины. Девушка вышла, но не понимала где они.
— Глеб, где мы? — робко спросила девушка.
— Не помнишь?
Женя лишь удивлённо замотала головой.
— Это то место, в которое я привёл тебя в первый раз, когда тебе было плохо.
— Точно, прости я...
— Тише, Жень, — попросил парень, садясь перед ней на корточки и беря её руки в свои. — Это место, в котором много раз утихала моя боль. А теперь я хочу, чтобы здесь утихла твоя боль. Если ты хочешь, то плачь, кричи, однако дай своей боли выйти наружу, — Глеб встал, но не отпустил её рук, а девушка лишь подошла ближе и обняла его.
— Я устала, Глеб, просто устала. Я люблю маму, но не могу больше этого выносить. Постоянные жалобы, истерики. Всё это слишком тяжело выносить. Я не знаю... — девушка плакала, а учитель лишь ласково гладил её по голове.
— Всё хорошо, — приговаривал он, словно говоря с маленьким ребёнком.
А Женя, услышав это, сорвалась на крик и забила кулаками по его груди.
— Что хорошо? Кому я нужна, если даже моя родная мать не помнит дату моего рождения?
— Десятое января, — утвердил учитель.
— Что? — шепотом спросила девушка.
— Твой день рождения десятого января, я помню.
После этих слов она ещё больше расплакалась, но потом потихонечку стала успокаиваться.
— Стало легче? — бережно спросил учитель.
— Да, хотя, наверное, сейчас я выгляжу не лучшим образом.
— Ты самая красивая, но знаешь, я никогда не видел, чтобы ты плакала. Пару слезинок и всё. Ты слишком долго всё держала в себе.
— Ты прав. Поехали домой?
— Поехали.
И они удалились от этого места. А через полчаса девушка, полностью закутанная в одеяло, уже спала рядом с учителем. В такой же позе они проснулись и утром следующего дня. Неожиданно парень увидел вибрирующий на тумбочке телефон, а, взяв его в руки, обнаружил то, что ему звонит Макс. Аккуратно высвободившись из тёплых объятий, он прошёл на кухню и ответил на звонок.
— Привет, — поздоровался Глеб. — Чего звонишь?
— Не по радостной вести. Мама Жени хочет увести её отсюда.
— Ты серьёзно?
— Да, батя сказал, что она уверена в этом и если что-то не предпринять, то она осуществит задуманное.
— Твою мать, что делать? — беспомощно спросил Глеб.
— Не знаю. Ладно, вместе придумаем. Мне пора.
*** Что за день? Сначала одного придурка вытаскивай, а потом второго. Недавно Оксане