- Дети мои, супруга моя, братья и верные друзья, сородичи! - молвил он своим рыкающим голосом и, по своему обыкновению, одноглазо присмотрелся к окружающим, переводя холодный проницательный взгляд с одного на другого. - Что-то мне сдается, вы не очень одобряете, что я отбываю. Смотрите на меня, как на сумасброда, и думаете: «Куда это на старости лет вздумал отправиться? Сгинет еще на чужбине, пропадет ни за что, и не увидим мы его больше, не вернется Кунанбай назад».
При этих его словах многие не могли удержать слез. Плакать начала Макиш, глядя на нее, расчувствовались Такежан и Жакип. Но Кунанбай сделал вид, что ничего не заметил. И спокойно продолжил дальше:
- Этими мыслями вы не способствуете моему благополучию и удаче в поездке. Нет, вы лучше пожелайте мне счастливой дороги! Разве не было у меня в прошлом таких времен, когда вы все, сидящие сейчас здесь, провожали меня в более непредсказуемую, опасную дорогу? А ведь и тогда я уже не был молодым джигитом. Ну что было бы, если бы меня тогда сослали? Если бы я умер на каторге? Слава Аллаху, этого не случилось, - и сегодня я отправляюсь в путь не навстречу бесславной гибели, а навстречу священной мечте! А что? Разве лучше будет, если я спокойно доживу до глубокой старости, не трогаясь с места, буду ворчать возле теплого очага на маленьких внуков, покрикивать на невесток у казана и ругать своих работников около юрты? Нет, - жизнь ценна не нажитым достоянием. Богатый старик, который умрет среди своего богатства, - это буду не я. У меня есть мечта, какой еще ни у кого из казахов не было. Слаще самой богатой жизни она. Мечта во всей моей оставшейся жизни - это совершить хадж. И если в пути я занемогу, и настигнет меня смерть, и вы услышите об этом, то пусть никто из вас не скажет: «Вот, бедняга, погиб в великой печали, на большой дороге, погнавшись за своей мечтой». Скажете так, - и это будет самое плохое, что вы сможете бросить вслед моей смерти. Молодость, которая у вас еще впереди, мною уже прожита, я вкусил и меда, и яда, которые вам еще предстоит вкусить. Дни, что было мне суждено прожить с вами, я прожил - много ли, мало ли, это уже не важно. Главное - мы прожили, уважая достоинство друг друга. И я насытился жизнью. Каждому из нас суждено умереть по-своему. И смерть приходит к каждому поодиночке, вырывает его из круга жизни, навсегда уводя от близких и родственников. И где мне умереть и как умереть, - не все ли равно? Мой черед жить уже прошел, теперь живите вы. А у меня осталась малая толика жизни, последняя дорожка моя коротка и узка, как тропинка старого архара, который отстал от своего табуна и теперь идет к горной пещере, чтобы там залечь и дождаться смерти. И вы будьте снисходительны к этой моей последней дорожке. Проводите меня без рыданий и слез. Не надо горевать по мне. Живите и радуйтесь каждому мигу своей жизни. Вот что я вам хотел сказать. А теперь проводите меня.
И Кунанбай посмотрел на Изгутты, давая ему знать, что пора подниматься. Тот быстро встал, вместе с ним поднялась молодежь - Такежан, Оспан, Габитхан и другие. Абай хотел идти вместе с ними, но отец придержал его, положив руку ему на колено.
- Сын мой, расскажи о том, что ты узнал.
Абай вынул из кармана пачку бумаг с выписками из разных книг, передал Изгутты, прежде чем тот вышел из комнаты.
- В этих бумагах все, что удалось мне найти. Храните их при себе, Изгутты-ага, - сказал Абай.
Затем он решил от имени всех близких, собравшихся здесь, достойно ответить на проникновенные, торжественные слова отца, высказанные им с редкой для него искренностью и открытостью:
- Отец, мы выросли в ваших объятиях, но, как это и бывает, слишком большая близость не позволяет увидеть друг друга такими, какие мы есть. Узнавание происходит постепенно, с годами. Невзрачный, сморщенный бутон в положенное ему время раскрывается красивым цветком, который становится потом зрелым яблоком. Недавние ваши слова - это назидание и благословение нам, молодой поросли, и мы с благодарностью принимаем их. Теперь мы - делами своими и поступками -должны оправдать ваши заботы о нас. - Так сказал Абай, коротко и емко, и отец с удовлетворением воспринял его слова.
Изгутты и другие вышли. Кунанбай с Абаем остались сидеть рядом. Отец попросил Абая назвать те крупные города, через которые ему придется проехать. Абай не стал рассказывать слишком подробно о том, что вычитал из книг на разных языках, все равно он не успел бы поведать отцу о тех странах, через которые лежал путь, о народах, населяющих эти страны, об их обычаях и занятиях в трудовой жизни. За неимением времени, не стал подробно рассказывать и о начале пути через казахские степи, ибо в Каркаралинске к отцу должен был присоединиться халфе 1 Ондирбай, который хорошо знал дороги через степь, ведущие в сторону священной земли. До Ташкента паломники будут ехать по своим землям, среди казахов, дальше пойдут города Самарканд, Мерв, Мешхед, Исфагань и Абадан. Потом им придется ехать через Аравийские пустыни или, в обход их, плыть кружным путем на кораблях, и высадиться уже недалеко от Мекки. Этот второй путь, выбранный по книгам, представлялся Абаю самым коротким и удобным.
Отец был доволен стараниями Абая, благодаря которым он представлял теперь подлинный путь к священным местам, и этот путь не казался ему таким уж непреодолимым. Теперь, перед долгой разлукой, отец с сыном, столь долгое время избегавшие лишних встреч друг с другом, пребывая во взаимном душевном ожесточении, в минуту расставания - надолго ли... не на вечность ли? - вдруг открыли сердца друг другу. Оказалось, что есть глубокая тяга между этими сердцами, есть доверие и взаимопонимание! Об этом Кунанбай высказался перед Улжан:
- Когда я думаю, а кто же будет на моем месте после меня, мне больше не кажется, что шанырак мой останется без опоры.