Двойной сюрприз для приглашенных. Большинство присутствующих не знают этого молодого человека, вошедшего вслед за фюрером. Он стройный и высокий, метр восемьдесят два ростом, тогда как остальные гости ниже и старше. Он впервые появляется среди них, и на его пиджаке эмблема фюрера. Геббельс вдвойне удивлен и возмущен. Он не может удержаться и с сердитым недоумением замечает Шпееру, что на том эмблема фюрера. Вождь сухо поясняет, что одолжил архитектору собственный пиджак. И сажает его за стол рядом с собой.
И все же разница в росте ощутима. Метр восемьдесят два и метр семьдесят пять – не одно и то же. Любопытно, что пиджак Гитлера так подошел Шпееру. В его «Воспоминаниях» он сидит на нем как влитой. Символически он уже делает из него потенциального наследника фюрера. К 1969 году все присутствовавшие на этом обеде уже умерли. Шпеер один на один с эпизодами своего прошлого.
На протяжении всего обеда эти двое, вождь и архитектор, отгораживаются от остальных гостей. Вождь подробно расспрашивает архитектора о его семье, об отце и деде, тоже архитекторах, об их работах. Он слушает. Удивляется. Узнает, что это именно он, совсем молодой художник, был автором потрясающего оформления первомайской манифестации 1933 года на эспланаде в Темпельхофе. Судя по реакции, для него это действительно открытие. Так это были вы! Это же настоящие политические декорации. Совершенно новое для нашего времени решение. Возможно, такое существовало когда-то давно, в Риме. Ну да, конечно, триумфальные мероприятия в честь победы над варварами. Голливуд довольно хорошо их воспроизводит, следует признать. Любит ли архитектор – художник – кино? Любит ли он вестерны? Любит ли он костюмные фильмы о временах античности? А комедии с красивыми актрисами? Вождь обожает кино. Не пожелает ли архитектор как-нибудь вечером, когда резиденция будет готова, прийти посмотреть фильм? В любом случае оформление первомайского митинга в Темпельхофе не имело себе равных. Даже большевики с их парадами в Москве не сделали ничего похожего. На такие эффекты они не способны. Коммунисты вообще не чувствуют искусства. Они не понимают, что политика это своего рода изобразительное искусство. Именно одним из видов изобразительного искусства считает политику вождь. Он может показать гостю собственные рисунки, архитектурные проекты. Они могли бы встретиться в более серьезной обстановке и обсудить эти темы.
10
Позже, уже накануне войны, вероятно в Оберзальцберге, на одной из прогулок, где они сфотографированы вместе, вождь делает молодому архитектору признание. Оберзальцберг, Бергхоф, резиденция вождя в Баварских Альпах. Возможно, этот разговор состоялся в сумерках в гостиной с большим панорамным окном, выходящим на горы, меньше похожие на реальный пейзаж, чем на декорации, как бы взятые в кадр кинематографичными оконными рамами. Но Гитлер и Шпеер редко остаются в этом роскошном помещении вдвоем; почти всегда здесь присутствуют приближенные фюрера. Так что, вне всяких сомнений, это было сказано на wanderweg в лесу, на высоте, голосом, который постепенно наполняется слезами. Вождь держит поводок, он в перчатках и кожаных сапогах, он выгуливает Блонди, одну из своих обожаемых собак. На ощутимом расстоянии за ними идут другие представители ближнего круга. Вождь молчит. Архитектор молчит. Они шагают, опустив взгляд на дорогу. На них военные фуражки, придающие глазам еще больше сумрачности. Каждый прокручивает в уме картины будущего гигантского храма или гигантской триумфальной арки. И оба молчат, сосредоточившись на своих мечтах из камня.
Неожиданно вождь начинает говорить тихим серьезным голосом и признается: «Я заметил вас во время инспекционных посещений. Я искал архитектора, которому мог бы доверить свои проекты. Он должен быть молодым. Потому что, как вам известно, это проекты, нацеленные на будущее. Мне нужен человек, способный продолжить мое дело после моей смерти, пользуясь властью, которую я ему передам. Этим человеком будете вы».
11
После первого обеда архитектор входит в ближний круг фюрера. Принадлежать к нему – особая честь. Быть избранным и находиться в орбите великого человека. Это обычное явление среди тех, кому принадлежит власть. Архитектор это знает, ведь он не новичок. Он уже испытал подобное на своем уровне, в Берлинской высшей технической школе рядом с Тессеновом, и помнит, какие маневры проделывал, чтобы получить должность, отодвинув других кандидатов. Для попадания в ближний круг любого президента, или промышленного магната, или фюрера, нужно обладать определенными способностями и амбициями, позволяющими плести интриги. Почтительность, подхалимаж, лесть, послушание, страх, напряженное стремление соблазнять, всегда соблазнять, – вот что постоянно занимает мысли и чувства любого царедворца. В кулуарах совета директоров крупного предприятия или престижного факультета перед главными лицами стелются, заискивают, пыжатся или унижаются точно так же, как в приемных диктаторов. В окружении вождя эти банальные симптомы соперничества проступают особенно ярко, вызывая несравненно более серьезные моральные последствия. Стоит вождю что-то сказать, и приближенные соревнуются, стараясь наперегонки передать его мысли и облекая в письменные приказы то, что было сформулировано устно.
Впрочем, известны и примеры бесспорной любви с первого взгляда. Случается, особенно в области политики и искусства, что два индивидуума распознают друг в друге «своего» помимо прагматических амбиций, финансовых выгод или личных пристрастий. Изобразительное искусство и политика взаимно притягиваются и служат отражением одно другой; от пирамид до папских и королевских дворцов архитектура была и остается главной территорией таких встреч. Вдруг возникает родство душ, угадывание друг друга, то, что называется «потому что он был он, потому что я был я». Но даже с учетом этого в случае Шпеера и Гитлера масштаб моральных последствий несопоставим ни с чем иным.
Вождь прибегает к своего рода приему контраста. В отношениях с архитектором фюрер как частное лицо резко отличается от фюрера как лица публичного. В частном общении вождь ведет себя настолько же дружелюбно, насколько на публике он властен и безжалостен. Этот резкий театральный эффект производит на архитектора неотразимое впечатление. Эстетический опыт, полученный в самом сердце власти, напоминающий то, что в музыке именуют хроматизмом, а в живописи – кьяроскуро, но без каких-либо нюансов. Близость к вождю звучит контрапунктом к всемогуществу, он начинает ощущать себя избранным, причем избранным не кем-нибудь, а полновластным диктатором. Он сидит за его столом, впитывает его признания, его взгляды, уединяется с ним и благодаря ему становится другим. Это партитура симметричных чувств: присутствуя на одном