Тут вмешивается каскадер:
– Больно, говоришь? А семнадцать раз падать с козел – это не больно? Да у меня уже бок и задница синие! Из-за твоего, мать его, человеколюбия!
– Значит, так, – кричу я. – Если ты не ударишь его сейчас, то я поменяю вас местами и падать будешь уже ты! А он – тебя бить! Нежно! И много раз!
На восемнадцатый раз, хвала небесам, все получилось.
Работа с каскадерами – это отдельная часть профессии режиссера. Они могут как помочь тебе, так и испортить все, что ты пытаешься внести в фильм. Вся их профессия завязана на первую сигнальную систему. Трюк должен быть убедителен для всех. Его невозможно «докрутить» монтажом – зритель либо верит тому, что происходит в кадре, либо нет. Нет, вру – монтажом докрутить можно, но все равно будет видно, что докручено. А значит, и доверие зрителя будет потеряно. Самые сильные кадры экшена всегда делаются «вживую». Начинающим режиссерам кажется, что это просто: покрошить «в мелкий винегрет» сцену – и получится экшен. Увы, для полноценного экшена необходимо разработать драматургию сцены боя. По сути, она ничем не отличается от любой другой сцены фильма, подчиняется тем же законам и имеет те же «выводы». Только выполняется она другими средствами.
Работал я однажды с чешским постановщиком трюков Иржи Кубой. На тот момент он был лучшим в Европе постановщиком исторических боев. Работал с Бессоном и другими мастерами.
Частенько каскадеры хотят знать от тебя только одно – как и в каком месте происходит трюк. А если ты сам им расскажешь, какой именно трюк, то еще лучше. Куба же относился к бою по-другому. Он выяснял у меня задачи сцены, «арки» персонажей, в каком именно месте боя происходит изменение героя. Я вел разговор не с «трюкачом», а с таким же режиссером, который просто работает другим инструментарием.
Мы договорились, что для удобства съемок он разработает связки по пятнадцать-двадцать секунд, которые мы потом будем повторять столько раз, сколько нам нужно. Сложность была в том, что три актера бьются против двадцати злодеев. То есть актеров заменить дублерами нельзя. Вернее, можно, но это невероятно усложнит сам процесс и сделает сцену менее достоверной.
Впрочем, актеры сами рвались в бой. Несмотря на то что ни у одного из них опыта исторического боя не было, мы решили рискнуть.
Две недели Иржи и его команда работали с ними. По две-три тренировки в день – ребята еле ноги волочили. Но меня Иржи на тренировки не пускал. Почему, я понял лишь потом.
И вот наступил момент показа. Мы с моим продюсером приехали в Прагу, где должны были проходить съемки. Дело в том, что по сценарию бой проходил по колено в воде, более того – злодеи в определенные моменты боя должны были появляться из-под воды, словно вырастая у ног героев. А павильона, где бы можно было провернуть такое технически, на тот момент в России не было. Мало того, что воды было по колено, – в сцене еще и постоянно шел дождь. Поскольку сценарий писал я, то впоследствии много раз проклял тот день и час, когда мне пришла в голову эта идея. На той съемке случилось все, что только возможно: ломалась техника, механизмы, выталкивающие каскадеров, отказывали, и чтобы починить их, приходилось нырять под воду. Был бы автор сценария – было бы на кого злиться. Но в этом случае винить было некого, я сам написал себе кучу неприятностей.
Но пока все было хорошо, и мы шли по теплой осенней Праге на «просмотр» боя.
Иржи – немного «артист»: он любит «продавать» то, что он делает, ярко, как говорится, «на все деньги». Когда мы вошли, нас некоторое время не замечали. Мы смотрели на приемы, которые каскадеры оттачивали с актерами. Делали они это медленно, чуть ли не лениво. У меня засосало «под ложечкой». Если это бой, который мне предстоит снимать через две недели, то я пропал.
Иржи, завидев нас, подошел обнял. Поинтересовался, как нам нравится то, что мы видим. Я, сглотнув, промолчал. Мой продюсер дипломатично кивнул. Иржи, видя наши потрясенные лица, улыбнулся, похлопал меня по плечу и отошел в сторону.
– Женя, нам хана, – прошептал я продюсеру. – Это снимать нельзя. Что делать?
– Почем я знаю, – так же шепотом ответил он. – Мы не можем отменить съемку. У нас декорация уже построена. Ты режиссер – ты и иди разговаривай с ним.
И я пошел. Помявшись, я со всей дипломатичностью, на которую был способен, осведомился – именно осведомился, а не спросил: «Иржи, а ты уверен, что это то, о чем мы договаривались?» Он посмотрел на меня смеющимися глазами и ответил: «Так это же просто упражнения. А, ты хочешь увидеть связки? В полной скорости?» Я кивнул. Иржи что-то резко сказал по-чешски. Актеры вместе с каскадерами встали в позицию. Прозвучала команда «Action!».
И я обомлел. Нет – я офонарел, обалдел и еще сотня синонимов, включая матерные.
Это было что-то непередаваемое. Это была настоящая схватка: мелькали лезвия, мечи звенели по латам, летели искры, для полноты картины не хватало только льющейся крови. Кстати, я на самом деле боялся за сохранность актеров. Причем исполнялось все на такой скорости, что с одного раза просто невозможно было уследить за тем, кто кого и как бьет. Я увидел страшный танец смерти. Наверное, таким он был в настоящих сражениях.
Я молчал, потрясенный. Иржи, улыбаясь, спросил: «Повторить?» Я кивнул. Они повторяли много раз, пока я не сжалился над актерами. Я не мог перестать наслаждаться увиденным.
После я спросил Иржи, зачем было все это представление. Он, ухмыляясь, ответил, что я обязательно расскажу эту историю кому-нибудь и у него будет шанс получить следующую работу.
Что я и делаю. Рассказываю.
Выбор оружия для боя – проблема сама по себе довольно сложная. Разумеется, я как неофит требовал, чтобы оно было настоящим. Для достоверности. На счастье, на студии «Барандов» есть хранилище оружия, и меня туда отвели. Это был настоящий мальчишеский рай – в перспективу уходили целые стеллажи с мечами, копьями, всевозможными алебардами. Чего только там не было! Мечи-пистолеты, шпаги-пистолеты… Причем это все были реплики реального оружия. Создавалось ощущение, что на заре появления огнестрельного оружия пистолеты приделывались к чему угодно. Даже к арбалетам и дамским кинжалам. Соседнюю «улицу» занимали кольчуги и латы. Я бродил, обалдевший, не в силах выбрать то, что мне нужно. Меня еще раз спросили, хочу ли я настоящие мечи и кольчуги. Я