Фома Аквинский был богословом из богословов, папа Бенедикт XV охарактеризовал его вклад в богословие фразой «Церковь провозгласила доктрину Фомы Аквинского своей доктриной». Уильям Оккам, получив от своих учеников несколько почетных званий, так и остался начинающим, inceptor, официального звания богослова не получил, в итоге был осужден церковным судом и умер от чумы в изгнании. Усилия объяснить все как устроенное божьим промыслом не увенчались успехом, труды Фомы Аквинского сейчас – сноска к актуальному по сей день учению Уильяма Оккама и предмет исключительно историко-философского рассмотрения.
В том, что учение Уильяма Оккама никогда не было признано ересью, ощущается великая награда.
Усилия объяснить все научным знанием, впрочем, не увенчались успехом тоже, так что ничего страшного. Это мы разберем позже, как и важные аспекты личной вовлеченности читателя в понимание и освоение прочитанного. Самое важное в этой вовлеченности – не валить свои выводы на автора вдохновившего их текста и сохранить таким образом возможность нести за них ответственность самостоятельно.
Чтобы иметь возможность хотя бы начать говорить правду, не примешивая к ней лжи неосознанно, необходимо научиться не искажать мысли тех, кто нас на это вдохновил.
Бритва без Оккама
В 1639-м, более чем через триста лет от Summa Logicae Уильяма Оккама, некий Джон Панч в своих комментариях к работам Дунса Скота пишет, что «Non sunt multiplicanda entia sine necessitate» – сущности не умножаются без необходимости. Почему-то это считается классической формулировкой почему-то принципа почему-то бритвы и, что самое обидное, почему-то Оккама. Справедливости ради, Дунс Скот действительно был учителем Уильяма Оккама, но что-то здесь все равно совершенно определенно не сходится.
В 1649-м некий Либерт Фромонд в работе «Philosophia Christiana de Anima» начинает рассуждать о какой-то «novacula occami». Встречаются ли в этой работе упоминания сущностей, не умножающихся без необходимости, доподлинно неизвестно. Тем не менее, очевидна необходимость для сохранения ясности и достоверности дальнейших рассуждений попытаться понять то, что действительно проработал Уильям Оккам, и усвоить как следует, что он не мог знать совершенно ничего о «своей» «бритве».
Несмотря на то, что дальнейшие рассуждения, связываемые с именем Уильяма Оккама чаще всего ошибочно, идут не то чтобы совсем в пустоте бессмысленной словесной игры, а скорее в разреженной области даже не вероятного, а скорее случайного, выявить фрагменты чего-то разумного и потенциально полезного отсюда все-таки нужно.
Уильям Оккам не говорил о том, что чем меньше терминов мы используем для объяснения, или гипотетических сущностей для описания явления, тем лучше. Он говорил о том, что независимо от количества и состава используемых понятий, без личной вовлеченности познающего весь набор используемых понятий случаен и не имеет смысла. Этот тезис, действительно принадлежащий Уильяму Оккаму, мы подтверждаем прямо сейчас – все наборы используемых понятий сменились полностью несколько раз, а обсуждение личной вовлеченности в понимание и познание актуально и по сей день, и останется актуальным, пока будет длиться человеческое познание и коммуникация.
Но отнесемся с пониманием: эта идея действительно довольно непроста. Пересчитывать термины и сущности и формулировать принципы скупости в этих подсчетах куда как веселее и намного проще. Кто, когда и как именно формулировал эти принципы, уже не важно. Даже Бертран Рассел здесь отметился, если прямо уж совсем необходимо вбросить сюда какое-то громкое имя. Главное, что Уильям Оккам здесь совсем ни при чем, а как будто бы и вовсе наоборот в каком-то смысле.
Принцип терминологической скупости состоит в том, что чем меньше терминов используется в объяснении, тем меньше потери точности, неизбежно возникающие при происходящих в мышлении подстановках знаков представлениями об обозначаемых вещах. Этот принцип полностью подтверждается теорией соотношения сигнала и шума в передаче информации. Меньше слов – меньше шума, больше сигнала, больше смысла.
Принцип онтологической скупости состоит в том, что чем меньше гипотетических сущностей используется для описания явления, тем достовернее это описание. Именно отсюда растут ноги баянистого подмема «бритвы Оккама» о сущностях, не умножающихся без необходимости. В терминальной фазе этот мем звучит так: «самое простое объяснение – самое верное». Принцип онтологической скупости, в формулировках от самых научно-строгих до самых разговорно-бытовых устойчиво опровергается фундаментальной теоремой computer science. Самое простое объяснение может быть верным только в тривиальных ситуациях в областях, затронутых человеческой деятельностью незначительно.
Путь до фундаментальной теоремы дисциплины вычислений в этой книге пока еще не близок, но зато теперь мы знаем все о компетентности людей, всерьез говорящих о «бритве Оккама».
Возможность научного объяснения всего наукой опровергнута
Пора начать разбираться в том, как сформировались принципы, сделавшие возникновение известной нам цифровой информационной среды не только возможным, но и осуществимым. Сначала рассмотрим открытия начала XX века, обеспечившие эту возможность, а затем самые ранние шаги зарождения дисциплины вычислений – computer science, – обеспечившие осуществимость.
Погоревав немного о том, что объяснения всего происходящего в мире божьим промыслом, при всей тщательности и обстоятельности, не увенчались успехом, человечество начало искать новые пути. В 1637-м Рене Декарт в работе «Рассуждение о методе» вводит в научный обиход принцип cogito – «Я мыслю, следовательно, существую». С его рассуждений о методе науки начались глубочайшие исследования дисциплины мышления, определившие развитие человечества на несколько столетий, до самого начала XX века. Тогда человечество со стремительного разгона движимого дисциплинированной мыслью прогресса воткнулось в запутанный клубок неожиданных сложностей, постепенное разрешение которых и заложило основы знакомой нам сейчас дисциплины вычислений.
Ситуация стремительного въезда в самый эпицентр опаснейших уязвимостей уже встречалась нам ранее в связи с актуальными проблемами цифровой информационной среды, на самом деле здесь нет почти ничего страшного. Ранее человечество неоднократно успешно выруливало из похожих затруднений, рассмотрим этот опыт внимательно – он обязательно нам пригодится.
Итак, взрывной рост движимого дисциплинированным мышлением научного знания продолжается до самого начала XX века, когда в этом празднике жизни намечается начало конца: в самом начале 1900-х среди проблем Гильберта ставится доказательство возможности науки объяснить все многообразие явлений. В 1931-м году Курт Гедель начинает с вычисления возможности такого объяснения и доказывает не только его невозможность, но и непригодность мышления как такового для какого-либо фактического познания. Объясняется это тем, что любой вывод мышления либо неполон, либо внутренне противоречив.
А как все хорошо начиналось. Любая система сколь угодно точных