Наша семейная жизнь как-то не клеится из-за моей постоянной тревоги, напряжения, горьких улыбок, непреодолимой тоски.
Баринов терпелив. Я бы давно уже плюнула на его месте и отправила жену назад. Вот зачем ему такая унылая женщина рядом?
А вот Максиму всё нравится. Он подружился с охранниками, познакомился со своим ровесником из соседнего дома, и они теперь не разлей вода. То у одного зависают за компом, то у другого.
Никита — настоящий компьютерный гений, хоть и «ботан», как считает Макс. Вместе им интересно. «Никичь» учит Максам азам программирования.
Анна Тимофеевна без конца потчует моего сына пирожками, а Люся часто заправляет кровать и прибирает бардак в комнате, хотя я требую, чтобы Максим делал это сам.
Избалуют они мне парня…
После разговора с Егором, не надеясь на ответ, набираю Марину.
Трубку неожиданно поднимают:
— Доча, привет! Как ты там?
Я даже встаю с кресла, в котором сидела. Мне так хочется услышать родной голос.
— Здравствуй, мама. Нормально.
Односложные, отрывистые фразы. Равнодушный, бесцветный голос.
— Как тебе новая школа? Подружилась уже с кем-то из класса?
У меня ощущение, что я двигаюсь на ощупь по тонкому льду. Один неверный шаг, и провалюсь в полынью, из которой не смогу выбраться.
— Школа как школа. В классе одни дебилы, и классная — тупая овца, — зло выплёвывает дочь. Хорошо, что её прорвало на эмоции.
— Всё так плохо? Давай я приеду за тобой? — предлагаю быстро, пока она не бросила трубку.
— Нет. Переживу как-нибудь, — отвечает Марина.
А я между строк читаю: «Это ты во всём виновата! Я тут страдаю из-за тебя!»
— Марин, если тебе там не нравится, не надо терпеть. Вернёшься опять в свой класс, Максим будет рядом, — спокойно уговариваю бунтарку.
— В Москве мне не понравится ещё больше! И про этого предателя ничего не говори, слышать о нём не желаю! — почти кричит мой ребёнок.
Она не звонит и не пишет брату, и он тоже переживает из-за этого. Мы с Максом чувствуем себя какими-то отступниками, предавшими Марину и её веру в нас.
Ладно, что толку рвать на себе волосы. Она сама решила уехать. Если не соглашается вернуться, значит, ей там ещё недостаточно плохо.
Надо потерпеть, дать ей время.
Взяла трубку — это уже шаг к сближению. Мне просто надо быть спокойной и терпеливой…
— Ладно, доченька, ты хоть иногда пиши или звони. Максим тоже за тебя переживает.
— Пока, мам, — быстро прощается Марина, в трубке раздаются короткие гудки, и я облегчённо выдыхаю.
Похоже, что во время разговора не дышала вовсе. Ловила каждое её слово, интонацию, впитывала боль и баюкала своё чувство вины.
Да, я всё ещё чувствую себя виноватой в случившемся.
Скорее бы приехал Егор. Он умеет меня успокоить, расставить всё по полочкам, объяснить, почему я не права…
Кажется, мне не хватает мужа. Я уже скучаю по нему и жду возвращения.
Сильных рук, горячих поцелуев, страсти и нежности, которыми он напитываем меня каждую ночь…
Егора нет ещё два дня. Я вся на нервах. Марина опять сбрасывает мои звонки и на смс не отвечает.
Вот как быть с этой упрямицей? Стоит ли давить на её совесть?
Баринов прилетает в пятницу, и я немного успокаиваюсь. Егор замечает, что прихрамываю, и спрашивает тревожно:
— Что с ногой? Упала? Оступилась?
— Да, подвернула ногу, — опять вру мужу, лишь бы не затевать разборки с его гадюшником. У меня на всё это просто нет сил.
Как представлю, что начнётся, расскажи я Баринову про стёкла и машину, так мороз по коже и тошнота: не хо-чу! Не сей-час!
Верну дочь, вот тогда и разверну военные действия. А пока слишком много стресса: замужество, новый дом, избегающая контакта Марина с безответственным отцом у чёрта на куличках…
Надо как-то это всё пережить. Пройти эту чёрную полосу. Взять волю в кулак не рассыпаться на части.
Но жизнь не даёт мне самоустраниться от выяснения отношений с кобрами.
В один из дней перед выплатой премии к Баринову приходит «Доска». Главный бухгалтер бросает на меня уничижительный взгляд и, не спрашивая разрешения, просачивается в кабинет генерального директора.
Чувствую себя пустым местом.
«Лера, даже не думай расстраиваться! Главное — не заразиться спесью и гордыней от этой тощей змеюки».
Общение с шефом занимает у Зориной минут десять. Затем она выходит с победной улыбкой на губах и походкой королевы покидает приёмную.
Муж просит меня зайти.
— Лера, это ты печатала приказ на премию? — спрашивает, не поднимая глаз от документа и хмуря брови.
— Я, а что не так? — предчувствие беды поднимается от слабеющих коленок и сводит спазмом внутренности. Диафрагма каменеет, лёгкие перестают впускать воздух, грудная клетка застывает в неподвижности.
Сердце срывается в галоп, пульс учащается, разгоняя кровь по сосудам. Я невольно краснею, хотя руки остаются холодные.
— Видишь ли, Эльвира Сергеевна утверждает, что цифре напротив твоей фамилии кто-то приписал два лишних нуля. Бухгалтер начислила деньги, но кассир при переводе на карту через банк усомнилась в правильности суммы и забила тревогу.
Егору неловко. Он говорит, а у самого по виску стекает капля пота.
Я понимаю, что ему стыдно, но и оставить без внимания сей инцидент он не может.
Наверняка уже весь офис гудит о том, что жена генерального сама себе премии назначает, пользуясь положением.
— Егор, я ничего не исправляла. Ты сам проставлял суммы напротив фамилий в распечатанном документе и ставил подпись. Я лишь отнесла бумагу в бухгалтерию.
Мой голос дрожит. Тело трясётся как в лихорадке. Щёки горят огнём от стыда за себя и за него.
В подлоге и воровстве меня ещё никто не обвинял.
Одно то, что Баринов может меня подозревать в подобном, напрочь рушит мою веру в этого мужчину.
Как он только подобную мысль допустил?!
Сегодня же соберу вещи и вернусь к себе в квартиру.
— Лера, я не говорю, что это сделала ты. Может, я сам случайно написал такую сумму. Вот, взгляни на бумагу: цвет ручки не отличается и подпись моя.
Он передвигает лист по столу в мою сторону, а я даже смотреть на этот приказ не хочу.
— Егор Борисович, подобрать цвет чернил нетрудно. Вы не думали, что это ваши воздыхательницы пытаются меня подставить? Хотя уже не важно. Мне осточертели подковёрные игры вашего «дружного женского коллектива».
Разворачиваюсь и покидаю кабинет. Баринов меня не останавливает.
Слёзы стоят полупрозрачной завесой, мир расплывается размытым пятном.
Я верила, что судьба подарила мне шанс на новую жизнь. Но