Он в пальто, на котором тают крупные снежинки — на улице пошёл снег.
Рубашка расстёгнута, из кармана пальто торчит галстук. Волосы мокрые от снега и взъерошенные. Баринов заметно нервничает.
Он садится на кровать напротив меня и тяжело вздыхает. Стараюсь на него не смотреть, пялюсь в книгу, но буквы сливаются в грязные разводы, и я ничего не вижу. В глазах стоят слёзы, хотя внутри твержу:
— Не реветь! Не реветь! Держаться!
Егор осторожно забирает книгу у меня из рук и просит:
— Лер, давай поговорим.
Я принимаю защитную позу, выпрямляясь в кресле и переплетая руки перед собой:
— О чём?
Моим голосом можно колоть лёд. Я хочу показать Баринову, что мы чужие. Абсолютно чужие люди.
— О том, что ты считаешь меня воровкой? Держишь на работе гарем, играешь с ним в какие-то непонятные мне игры, женился на мне с какой-то совершенно туманной целью?
— Лера, ты всё не так поняла, — качает головой муж.
— А как я должна понять то, что твои сотрудницы меня выживают с работы, а тебе совершенно плевать? — начинаю горячиться и адреналин шарашит внутри на полную.
Баринов застывает на мгновение, а потом крылья его носа начинают трепетать, на скулах появляются твёрдые комки желваков.
Егор злится. Сильно. Наклоняется ко мне и сквозь зубы начинает давить своими обвинениями:
— Почему ты не сказала мне про машину? Я узнаю от охранников, что у моей жены прокололи колёса, а она даже словом не обмолвилась.
Когда допросил Ларису, она поведала занимательную историю про стекло в твоих туфлях. Скажи-ка, дорогая, тебе понравилось ходить с порезанными пальчиками или ты чисто из милосердия к развлекающимся полоумным бабёнкам умолчала о том, что произошло?
А, Лерочка, что молчишь? Ещё что-то было? Говори!
Егор хватает меня за руку, перекидывает на кровать и нависает сверху.
В его глазах ледяной огонь. На лбу испарина, ноздри раздуваются, как у остановленного на скаку коня.
Чувствую себя виноватой и глупой.
— Благодаря тебе я сегодня себя таким мудаком почувствовал! Мою женщину обижают, а я стою в стороне. Эти куры совсем страх потеряли. Знал, что бабский коллектив — осиное гнездо, старался туда не лезть без надобности, но эти твари слишком распоясались.
Егор смотрит на мою испуганную физиономию, садится на кровати, трёт руками лицо и устало рассказывает:
— Уволил к хренам главбуха за профнепригодность. Без сомнения, история с премией — её рук дело. За ней следом по этапу отправил Грачевскую. Пусть бежит к папочке жаловаться. Разорвёт контракт родитель — нового партнёра найдём. Как пока осталась. За неё Новиков поручился, что не будет отсвечивать.
Я поднимаюсь и сажусь рядом. Хрипло спрашиваю:
— Почему мне не позвонил? Почему запер? Знаешь, сколько я всего передумала…
— Мне нужно было время, чтобы разобраться. Лера, я знал, что ты разумная, взрослая женщина, умеешь себя держать в руках, и никаких истерик не будет. Но было подозрение, что сбежишь, не дождавшись меня. Так и получилось, — кивнул на чемодан.
Стало стыдно, но я решила не сдаваться. Если сейчас прощу ему такое обращение, он и дальше будет практиковать террор.
— Егор, никогда… Слышишь, никогда не смей садить меня под замок. Это домашнее насилие. Ты не получишь от меня рабской покорности и благоговейного поклонения, не тот у меня характер.
Да, я сейчас слабая и уязвимая, стараюсь не вступать в конфронтацию с твоим гадюшником, потому что у меня задача выжить, адаптироваться к новым условиям и вернуть дочь.
Но я ничего не забываю.
И поверь, твои курицы не остались бы безнаказанными.
Говорю, а у самой ком из колючей проволоки стоит в горле. Так жалко себя…
Баринов разворачивается, садит меня к себе на колени и начинает баюкать:
— Дура ты, Лерка. Я мужик, я должен тебя защищать и разбираться с врагами. Думал, что там детские игры, а на самом деле бабы так распоясались, что уже на уголовную статью себе пакостей наделали.
Сегодня ребята поставят камеры в приёмную. Не думал, что они когда-нибудь понадобятся. Службу безопасности вздрючил, на работу и с работы будешь ездить с водителем-охранником.
— Нет, Егор, нет! — в ужасе отшатываюсь от мужа. — Не надо. Пожалуйста. Что обо мне будут говорить сотрудники? «Зазналась, нос задрала, с охраной ходит?» Ты этого хочешь?
— Мне плевать, что и кто будет говорить. Лишь бы мы спали спокойно, и я не волновался за твоё здоровье.
Баринов ставит меня ноги, встаёт, снимает пальто.
— Устал как собака. И жрать хочу. Лер, пошли ужинать, я сегодня даже не обедал…
Моя совесть просыпается, и я тащусь за Егором на кухню, по пути отношу в прихожую его пальто.
Вот как он это делает, а?..
Ещё двадцать минут назад я хотела с ним разводиться, а сейчас прижимаю к себе пальто, жадно вдыхаю запах мужчины и жмурюсь от удовольствия.
Морок какой-то, ей-Богу…
Глава 27
На следующий день я иду по офису с высоко поднятой головой. Надо учиться у Баринова игнорировать чужое мнение. Умному объяснять не надо, а дураку — нет смысла. Поэтому опираюсь только на себя и своего мужа.
Заместитель бухгалтера, повышенная до исполняющей обязанности главбуха, появляется в приёмной в одиннадцать часов.
— Добрый день, Лерочка Андреевна, — щебечет Галина Дудина.
Ей тридцать пять, одна воспитывает дочку, замужем не была, но на внимание Егора не претендует, как мне показалось.
— Здравствуйте, Галина Сергеевна. Егора Борисович нет, он на совещание в министерство уехал, — информирую сотрудницу.
— А я не к нему, я к вам.
Моя бровь ползёт вверх. Что это от меня могло понадобиться бухгалтерии?
Галя оглядывается на дверь, а потом ставит на стол пакет с логотипом известной косметической фирмы:
— Тут косметика из Дьюти Фри, я с дочкой в Турцию летом летала, купила на всякий случай. И конфеты. Это вам к Восьмому марта.
Мне становится противно. Терпеть не могу, когда передо мною заискивают.
— Галя, уберите сейчас же. До Восьмого марта ещё целый месяц. Мы с вами едва знаем друг друга, какие могут быть подарки? — отпихиваю пакет.
Но настырная бухгалтерша настойчиво двигает его в мою сторону. На щеках нездоровый румянец, губы трясутся, через линзы очков вижу, как влага заполняет её глаза:
— Лерочка Андреевна, понимаете, я ведь знала, что Эльвира Сергеевна подправила приказ. Слышала их разговор с Ладой Юрьевной. Это Грачевская её попросила, про должок какой-то напомнила. Но я побоялась пойти и сказать вам или Егору Борисовичу. Думала, что Зорина меня потом с работы выживет. Вы же