Знаешь, на старости лет хочется пожить спокойно. Быть уверенным, что тебе нож в спину не воткнут, — горячо доказывает Баринов.
А потом обхватывает рукой затылок и начинает целовать приговаривая:
— Ты моя любимая женщина. Под кожу мне влезла, в печени застряла, в сердце свила гнездо. Уже и не думал, что смогу так полюбить кого-то. Ночью не мог сегодня без тебя уснуть. Привык, что ты рядом — манящая, тёплая, любимая…
Бабочки в животе взлетают лёгкой стайкой и трепещут крылышками.
Мне так жарко, словно Егор через поцелуи заразил меня огненной лихорадкой.
Когда он начинает целовать шею и пробирается руками шёлковый халат, его пальцы оставляют на коже ожоги.
Я хватаю ртом раскалённый воздух, чувствую твёрдое достоинство, упирающееся мне в живот, и шепчу:
— Егор, не сейчас… Пожалуйста… Не здесь… Могут войти…
То ли хочу остановить, то ли молю о продолжении.
Тихий стук в дверь отрезвляет мужа. Он поправляет брюки, одёргивает вниз футболку, приводит меня в божеский вид, а потом идёт узнать, что случилось.
А случилась очередная истерика…
У Лики…
И я даже не удивилась…
— Почему детская кроватка стоит в моей комнате? Здесь и так не развернуться! Неужели, пока я лежала в больнице, нельзя было приготовить отдельную комнату для ребёнка? — кричит разгневанная девица.
Марина и Максим тихо сидят в своих комнатах и не высовываются. Всем понятно, что нашей спокойной жизни пришёл конец.
— Лика, сын должен находиться рядом с матерью! Исполнится ему год, тогда и подумаем об отдельной комнате. А может, и нет! — обрывает истерику Егор.
— Папа, я хочу спать ночью, а не слушать его вопли! Наймите двух нянь — дневную и ночную, пусть они занимаются ребёнком, — требует у отца нахалка.
— А ты не обнаглела, дорогая? Ты работаешь, инвалид или не можешь ухаживать за сыном ввиду собственной умственной отсталости? — почти кричит муж.
Ярик надрывается в кроватке. Я подхватываю его на руки и скорее уношу из комнаты. Мне самой тяжело присутствовать при этой некрасивой ссоре. Представляю, что чувствует ребёнок: ему страшно и одиноко.
Спускаюсь на первый этаж и ухожу на кухню: здесь неслышно воплей, вкусно пахнет сдобой, рядом Люся и Анна Тимофеевна.
— Люся, подержите Ярика, пожалуйста. Я схожу за смесью и памперсами.
Домработница осторожно принимает бесценный свёрток и начинает его покачивать, мурлыкая какую-то песенку.
Анна Тимофеевна тут же подключается:
— А кто это у нас такой голосистый? Кто такой хорошенький? Погляди-ка, что у бабы Ани есть?
Она берёт в руки ложку и стакан и начинает тихо постукивать, извлекая мелодичный звон из посуды.
Я спокойно ухожу, зная, что малыш в надёжных руках.
В комнате Лики всё ещё идёт война. Когда захожу, Егор жёстко выговаривает дочери:
— Если ты это сделаешь, я лишу тебя родительских прав и финансовой поддержки. Придётся самой себе на хлеб зарабатывать. Или к Столетову вернуться, пусть он тебя содержит. Только он сам теперь не шикует, я уволил его с работы.
Быстро забираю с собой бутылочку, банку со смесью и пару памперсов. Хочется быстрее сбежать из этого ада. Выскакиваю в коридор и натыкаюсь на Марину.
— Мама, тебе помочь? — испуганно спрашивает.
— Да, Маришик, пойдём со мной. Там надо Ярика покормить, — тут же отдаю ей бутылочку и смесь.
На кухне показываю всем, как готовить еду для малышика. Все в доме должны это уметь, раз мать не спешит кормить маленького.
Марина по моей просьбе записывает пропорции воды и порошка мелом на доске, которая висит над столом. Удобная вещь, всегда можно оставить записку для Люси или Анны Тимофеевны.
Люся передаёт мальчика Марине. Та несмело подставляет руки и сосредоточенно слушает повариху, рассказывающую, как надо поддерживать головку и страховать, чтобы не упал.
У меня в голове крутится только одна мысль: у Ярика должна быть большая, дружная и любящая семья. Он не должен чувствовать нелюбовь матери. Значит, мы все станем ему близкими людьми.
Малыш хмурит бровки, молчит и пристально смотрит на сестру: «А ты кто такая?»
— Мариш, улыбнись ему. Он пока тебя не знает, но обязательно полюбит. На, корми Ярика, — протягиваю бутылочку.
Дочка подносит соску к ротику младенца, и Ярослав начинает жадно сосать смесь. Мы замираем от этой священной тишины, в которой только раздаётся сладкое причмокивание.
Анна Тимофеевна вытирает проступившие слёзы, Люся улыбается, я облегчённо выдыхаю, а Марина инстинктивно начинает качать брата.
«Господи, спасибо тебе, что не обделил мою дочь материнским инстинктом! Когда-нибудь она станет хорошей мамой!»
Ночь малыш проводит в нашей спальне. Новая коляска заменяет Ярику кровать, и он сладко спит в ней.
Кормить мальчика встаём по очереди, потому что утром обоим на работу.
Договариваемся с Люсей, что она присмотрит за малышом днём.
Вопрос с няней остаётся открытым, но Егор обещает решить эту проблему в ближайшее время.
Я опять сижу на работе как на иголках. То и дело звоню домой, спрашиваю, как дела.
Ближе к четырём шеф выходит в приёмную и обескураживает меня новостью:
— Лика сбежала. Мне охранник сейчас позвонил, что уехала на такси с чемоданом.
— А малыш? Что с Яриком?! — руки трясутся и спрашиваю единственное, что меня волнует.
— Ярик на кухне спал в коляске, когда она ушла. Даже не попрощалась ни с кем, поганка…
Тело слабеет, будто из него выпустили воздух. Пружина внутри разжимается, сбрасывая напряжение.
— Можно я поеду домой? — спрашиваю у мужа.
— Вместе поедем. Лер, наверное, тебе придётся уйти с работы. Как ты на это смотришь? — осторожно интересуется.
— Нормально смотрю. Я и сама хотела тебе сказать, что через несколько месяцев уйду в декрет, да всё времени не было, — краснея, делюсь своей тайной.
— Ты? В декрет? Мы что, ребёнка ждём? — шалеет Баринов и отказывается поверить в грузовик подарков, перевернувшийся на его дороге.
— Ждём…
Муж обходит стол, бережно поднимает меня на руки и целует:
— Лерка, похоже, я многодетный отец! Спасибо Столетову! Надо ему какую-то работу подкинуть, а то вдруг мою дочь содержать придётся? Не вытянет мужик…
Лер, люблю тебя. И всех наших детей. Ты делаешь меня по-настоящему счастливым…
Эпилог
Пять лет спустя.
— Отдай! — кричит Ярослав и тянет из рук Павла небольшой мячик.
— Не дям! Я пелвый! Мне дядя Селёжа разрешил! — сопротивляется четырёхлетний Паша.
Рядом с громким лаем скачет щенок лабрадора Джек и требует бросить ему мяч. Эта игра ежедневно сводит с ума соседей, потому что шум стоит невероятный.
В калитку заходят Максим и Марина, они вернулись на выходные