Совок 15 - Вадим Агарев. Страница 12


О книге
подмигнул молчаливой и всё понимающей Пане. Но за сочувствием я всё же обратился не к ней, а к будущей матери моего будущего потомства, — Всё-таки зря ты меня к себе жить не взяла, когда я к тебе просился! И замуж за меня ты тоже зря не пошла! Жил бы сейчас спокойно и горя бы не знал!

Если с первым моим попрёком всё обстояло не так однозначно, то насчет когда-то предложенного мной замужества, Эльвира возразить не посмела. Потому как это есть чистая правда, да и не так уж давно это было. Сбитая с толку Клюйко перевела взгляд на сидящую в зрительном зале Левенштейн и вопросительно взмахнула ресницами. Явно ища у той поддержки и сочувствия. Видать, ей понадобился крепкий союзник против моей аргументированной позиции.

Но моя мудрейшая тётка, не будь дурой, демонстративно пожала плечами и, громко вздохнув, грустно покачала головой. Всем своим видом давая понять гормонально, а, стало быть, и умственно неуравновешенной даме, что в данном конкретном случае она останется на моей стороне. Ибо то, что я сейчас произнёс, действительности соответствовало. В какой-то степени…

— Вот! Я же тебе говорила, что Серёжа тебя любит! — встав из своего угла, не удержавшись, подошла к Эльвире Пана и огладила её второе плечо, — Пойми, у него просто работы много в последнее время! Очень много! Ну, ты же сама знаешь, Элечка, сколько всего на Серёжу навалилось! Ты же понимаешь, что ордена и звания у нас просто так не раздают!

Я тоже что-то постепенно начал понимать. Судя по тому, что я только что услышал, ничего сколь-нибудь страшного в жизни Клюйко не произошло. Обычный бабий блажняк, помноженный на беременность и гормональные качели. Которые будут покруче любых американских горок и которые не щадят никого. И как оказалось, они не щадят даже некогда умнейших, и особо важных волчиц из Генеральной прокуратуры.

Но и я тоже хорош! Ну ладно, если бы был на самом деле пацаном двадцатилетним! Но я же давным-давно уже взрослый мужик! Как бы там оно ни было, но в данной ситуации виноват только я. И больше никто другой! При всей моей занятости, пусть хотя бы через день, но мне следовало бы появляться у Эльвиры. Переезжать к ней, это, конечно, уже перебор, но регулярные родственные визиты к беременной от меня женщине, это неминуемая и осознанная необходимость. А теперь это уже нужно принять за положняк! И относиться ко всему этому, как к священной гособязанности! Тем более, что напрягаться и пересиливать себя мне нет никакой нужды. Как женщина Эльвира Юрьевна мне по-прежнему более, чем интересна и желанна.

— А как же я⁈ — раздалось из противоположного угла кухни, — Ты же мне обещал! Ты на мне жениться обещал!!

Не жалея инвентаря, Лизавета с размаху швырнула швабру на пол и притопнула голой пяткой по кухонному линолеуму. Выразить своё категоричное неодобрение получилось у неё громко и очень эффектно.

Тут у меня окончательно пропала сонливая усталость. Вместо неё появилось острое и непреодолимое желание выдернуть из своих штанов ремень и от души пройтись им по филейным частям пельменной воровки.

— Лиза! — сдержанно, но вместе с тем неодобрительно воскликнула Левенштейн, — Ты опять⁈ А ну прекрати сейчас же!

Пана Борисовна оставила в покое округлое эльвирино плечо и двинулась в сторону юной скандалистки.

— Ты же умная и взрослая уже девушка! — включив педагога, начала она увещевать погружающуюся в сопли и слёзы девчонку, — Пойдём-ка, умоемся лучше! — тётка настойчиво потянула рыдающую кровопивицу за пределы кухни.

— Вот видишь, душа моя, в каком дурдоме мне жить приходится! — как бы ища сочувствия, жалобно вздохнул я. — Всеми гоним! И на службе, и дома!

Пользуясь тем, что старая и малая уже удалились по коридору в сторону ванной, я по-товарищески, и очень осторожно погладил Эльвиру по груди. Сначала робко и только по одной. Но после того, как не встретил какого-либо непонимания с её стороны, принялся тискать обе прокурорских титьки. Но теперь отнюдь не платонически и уже всеми имеющимися у меня руками. Сам удивляясь себе и своему неуёмному темпераменту. Будто бы до сей минуты восхитительная грудь Эльвиры Юрьевны была для меня неизведанной terra incognita. По всей видимости, сказались нервные затраты последних дней и моё длительное капуцинское воздержание. Воспылавшие вдруг трепетные чувства к любимой женщине и кобелиная природа молодого организма настоятельно требовали выхода и немедленной сатисфакции.

— Пойдём, душа моя, я тебя лучше домой отвезу! На машине с тобой поедем! — с трудом оторвавшись от маммологического исследования, потянул я Эльвиру Юрьевну со стула, — Лиза так-то добрая девочка, но под настроение запросто может и в драку кинуться! — намеренно сгустил я краски, бессовестно оболгав свою воспитанницу, — Пошли уже быстрее отсюда, любимая! Тебя-то она, может, по твоей беременности и не тронет, а мне по тихой грусти свободно рожу исцарапает! И как я потом с побоями, и разодранным лицом с людями работать буду⁈ Пошли, любимая, и прошу тебя, поторопись, пожалуйста! А то боюсь, Пана её долго не удержит!

Напрочь лишив Эльвиру разума своей путанной болтовнёй, я сумел вытащить её в коридор, а затем и к двери из квартиры. Там, присев на корточки, я быстро снял с неё тапочки и на их место надел туфли. Из дальней комнаты, служившей Пане и Лизе спальней, в это самое время непрерывно доносились всхлипы и монотонные увещевания.

С облегчением я вздохнул только после того, как дважды провернул ключ в квартирной двери со стороны лестничной клетки.

Всю дорогу, пока мы ехали, Клюйко сосредоточенно молчала, глядя на полупустые улицы, которые мы проезжали. Вернувшиеся с работы совграждане уже успели поужинать и теперь они, скорее всего, увлеченно вглядывались в черно-белые экраны своих «Рекордов» и «Каскадов».

— У тебя еда дома есть? — заметив справа вывеску гастронома поинтересовался я.

— Что?.. — неохотно вынырнула из задумчивости женщина, — А-а, еда… Да, еда есть!

Удовлетворённо кивнув в ответ, я через несколько минут свернул в арку нужного нам двора.

Я уже немного охолонул от непреодолимого желания немедленно взлезть на любимую и вожделенную женщину. Чтобы не медля ни секунды, со всей комсомольской страстью овладеть ею. Теперь я испытывал примерно такое же горячее чувство, но голода. Такое же сильное. Тот, кто когда-то заявил, что миром правят любовь и голод, дураком явно не был, и жизнь человеческую познал в полной мере.

Лифт не работал, но этаж, к счастью, был всего третий. Поэтому, несмотря на мою усталость и беременность Эльвиры, к квартире мы поднялись без перерывов и остановок на отдых.

Пока хозяйка

Перейти на страницу: