— Что это? — выпустив из руки мятый листок, подозрительно спросил майор, принимая мой рапорт.
— Доказательство того, что на ваше место я не претендую! И не претендовал никогда! — охотно пояснил я, пытаясь рассмотреть, что же такое там накарябано на всё еще непонятной для меня бумажке, — Опасаюсь я дальнейшей службы в нашем следствии! Вот, ей богу! Подпишите, пожалуйста, Алексей Константинович, а то я и вправду уже боюсь, что Талгат Расулович что-нибудь плохое со мной сделает! Который раз он уже ко мне со всякими своими глупостями пристаёт! Или, как безумный, драться лезет. Думаю, что рано или поздно, но добром это не кончится. Если не искусает, так обязательно соплями измажет! Или еще чего хуже удумает. Очень уж не понравилось мне, товарищ майор, как он вчера моего свидетеля за разные места трогал. А я, сами знаете, не по этой части!
Необдуманно ляпнув последнюю фразу, я с запоздалой тревогой скосил взгляд на поникшего и всё еще пребывающего в ступоре джигита. Но он, похоже, был слишком не в себе и моей крамолы в свой адрес не услышал. Зато остальные следователи оказались более ушастыми и внимательными. И после моего облыжного заявления в отношении их коллеги, принялись рассматривать бывшего первого зама с совсем уже неприкрытым интересом. И интерес этот показался мне обидным из-за его специфичности. Прежде всего, для слезшего с гор мавританца обидным. И оживились не только женщины, следаки-мужчины теперь так же рассматривали Талгата без одобрения.
А я тем временем, пользуясь близостью к руководству, не преминул удовлетворить своё непраздное любопытство. И не постеснявшись, наклониться над столом, забыв про элементарные приличия, разглядывал то, чем минуту назад потрясал майор Данилин.
Измятый листок формата А-4 точно также, как и отданный мной документ, являл собой рапорт. С той лишь разницей, что этот рапорт был от оперативного дежурного Октябрьского РОВД Машкова. Уже давно отбывшего свои сутки и сменившегося сегодняшним утром. Но документ касался меня и предназначался он для начальника райотдела подполковника Дергачева В. П. Во всяком случае, написан он был на его имя. Как раз по поводу того, что вопреки ведомственной инструкции, следователь означенного районного ОВД старший лейтенант Корнеев С. Е. не сдал вчера в оружейную комнату РОВД своё табельное оружие — пистолет «ПМ» № АГ 0516. В общем-то, не бог весть какой грех. Но, это, если не поднимать шума. Но падла Машков зачем-то этот шум взял и поднял. Впрочем, вполне возможно, что на этот недружественный по отношению ко мне акт его мог сподвигнуть дежурный новой смены. Не с той ноги сегодня вставший.
В любом случае, ничего хорошего для меня в этом шухере нет. Если кляуза дежурного ОДЧ лежит на столе шефа, то это может означать только одно. Что до того, как попасть в лытки начальника следствия Данилина, она уже побывала в руках Василия Петровича Дергачева. И тот закономерно спустил её на моего непосредственного начальника. Подполковничью визу на бумажке я рассмотреть не успел, но, что там начертано, я и так примерно знаю. Потому как не первый раз уже со мной такое происходит. Правда, не в этой новой жизни. А раньше бывало, что и среди ночи дежурный по РОВД присылал за мной машину и поднимал меня с постели. Для сдачи ствола. В РОВД. И потом я каждый раз тащился назад досыпать. Но уже всегда своим ходом.
Вроде бы и ничего такого, но под настроение руководства за такой косяк запросто можно и выговор отхватить. Вполне официальный и прописью в личное дело. Поскольку не сданный вовремя пистолет, это ЧП. А у меня постоянной носки ствола нет, потому как я следователь. А не опер и не сельский участковый, живущий где-то в далёких предгорьях деревни Северное Еб#уново. Н-да…
Впрочем, и сам я, будучи начальником, в левых верхних углах таких документов не единожды писал подобные резолюции. «Тов. Пупкин или, как в данном случае, Данилин! Провести проверку и доложить!». Рупь за сто, что именно это указание Дергачев и спустил моему шефу. Оставив за собой священное право единоначальника казнить или миловать разгильдяя Корнеева.
Твою же за ногу… Только теперь до меня дошло, почему Данилин так панически отреагировал на наше сегодняшнее противостояние с Ахмедхановым. Которое, в общем-то, уже имело свои прецеденты. И до такой степени напугать его вроде бы не должно было. Знамо дело, Алексея Константиновича поверг в ужас и обеспокоил не столько метнувшийся в мою сторону дагестанец. Сколько моя реакция на его атаку и на его дикую, вслух заявленную, угрозу убить меня. Рефлекторно потянувшись за трофейным «ТэТэшником», я напугал шефа до вполне реальной вероятности преждевременных родов. Если у него к тому есть хоть какие-то, пусть даже очень косвенные, предпосылки. Ситуация, в которой во время оперативного совещания один следователь убивает из табельного огнестрела другого, это уже не просто ЧП. Это известность на всю правоохранительную систему СССР. Это заслуженное звание «Почетный мудак года» и железный повод застрелиться самому этому выдающемуся руководителю. Настолько творчески проводившему это совещание. Особенно, если учесть, что обличающий меня документ о не сданном стволе, в это самое время находился в его руках. Да еще с уже начертанной визой вышестоящего руководства. Да еще в то время, когда московские сатрапы наш забытый богом город выворачивают влагалищем наизнанку…
Между прочим, надо будет стуканувшему на меня старлею Машкову бутылку поставить! Не испугайся Данилин так сильно, Талгат Расулович неизбежно доскакал бы до меня и, как минимум, исцарапал бы мне всё лицо. И непременно укусил бы за лодыжку. С него станется! Очень уж он сердит и решителен был джигит в ту страшную минуту, когда метнулся ко мне. Н-да…
Наверное, я всё же не совладал со своими чувствами и мимикой. И что-то на моём лице мелькнуло такое, что, по мнению шефа, никак не соответствовало текущему моменту и серьёзности ситуации.
— Чего ты лыбишься, Корнеев⁈ — с усталой опустошенностью, будто бы он без отсыпных отдежурил подряд трое суток, тихо произнёс Алексей Константинович, — Вот скажи мне, чему ты, сука героическая, так радуешься⁈ Весело тебе? А еще скажи мне, старший лейтенант Корнеев, где твой пистолет? А ну, на стол его! — голос шефа снова окреп и сейчас, не смотря на осиплость, гремел почти так же, как две минуты назад. Когда он им на скаку остановил