Меня мутило, но я всё ещё твёрдо держался на ногах:
— Одевайся, Шарпей. Нам пора идти.
— Сейчас? — удивилась Тамара. — В ночь?
— Ты собралась меня чаем поить?
— Нет, но… Ночь же на дворе.
— Там, куда мы идём, принимают круглосуточно.
— Слушай, добренький Водяной, а давай утром? Он не сбежит, обещаю.
— Да он бы и не смог, он безвольный, даже если ты его оставишь в покое, от такого в себя приходят дня за три.
— Ну и хорошо! Я его чутка попью, не сильно. Мне молодость нужна, ну ты понимаешь? И он мне расскажет про номера счетов и способ снять с них деньги удалённо.
Я слегка охренел от её наглости:
— Хочешь его обокрасть напоследок?
— А ты против, Водяной? Ты мне должен за работу. Есть чем заплатить?
Я вздохнул:
— Да хрен с ним, воруй, но подчисти его память, чтобы он про эти счета в ФСБ не рассказал. Но не вздумай ему побег устроить или хуже того, казнь. Я за счёт колдун-камня всё в Колдухине чувствую.
Я оставил их до утра, ушёл, не прощаясь. Последнее, что я увидел, что Тамара поманила дочек. Понятно, твою мать, волчица учит волчат охотиться. От мысли этой меня передёрнуло.
Выйдя от Тамары, я немедленно набрал номер Дениса инквизитора.
— Вызывай своего босса, как там его, Яковлевича. Есть Шарпей и он горит желанием дать признательные показания.
— Чемоданчик?
— Тоже будет. И пистолет. Хранение и применение оружия.
— Вадим, — вздохнул он. — Что значит «будет»?
— Я утром его приведу пред твои ясные очи.
— Ну что за театральщина, нагнетание? Давай, я его арестую и он себе тихо-мирно посидит в камере?
— Не могу, ситуация иная. Завтра утром мы у тебя…
Закрыв глаза, я чувствовал, что сейчас мой собеседник инквизитор находится возле опорника, смотрит на Камколь-озеро, совершенно один.
Одиночество — это вообще какое-то его проклятие или стиль жизни.
Стряхнул наваждение.
— Так вот, — вернулся к разговору я. — Завтра утром мы к тебе в опорник придём, показания дадим. Вещдоки принесём. Оба-два. Нам обоим есть в чём признаться.
Денис сделал долгий-долгий выдох на грани трагического стона:
— Ладно… Подведёшь меня перед боссом, я тебя пристрелю. Без шуток, без муток. Ты ставишь на карту свою жизнь, Вадим Иванович, и отдаёшь себе отчёт в том, что моё оружие способно убить двоедушника.
— Любое может, лишь стрелять надо побольше… Короче, я согласен, а моя жизнь и так всегда на кону.
* * *
Утром следующего дня Колдухин потрясло новое, невиданное зрелище.
Я, новый почтальон, вёл под ручку, как заплутавшего детсадовца, опрятно одетого, но совершенно потерянного мужчину. Мы шли по улице Краснопартизанской по направлению к почте, администрации и опорнику. Само собой, нашей целью был именно опорник. Второй рукой я катил велосипед, через раму которого был небрежно переброшен дорогущий и слегка уже пострадавший от использования бронежилет. Пистолет был в кармане моего спутника, магазин от которого — в другом кармане. Мало ли, вдруг наваждение спадёт, а так ему всё-таки потребуются пару секунд, чтобы зарядить оружие. Кстати, это был дорогущий Glock 19.
По Колдухину брёл Шарпей, собственной персоной, живой, целый, всё ещё румяный, несмотря на то, что выступил донором жизненных сил. Тамара поработала на славу. Она не только загипнотизировала его. Она одела Шарпея в его же приведённый в идеальное состояние костюм, начистила ему ботинки и причесала. Он выглядел как жених, идущий на собственную свадьбу, только вместо радости на его лице было написано полное, всеобъемлющее недоумение.
Он шёл, куда я его вёл, послушный, как овечка на заклание.
В некотором роде так и было. Только он был вовсе не агнец, а тот ещё козлище.
На середине улицы над головами пронёсся квадрокоптер. Я дёрнулся, а Шарпей даже не моргнул.
Дрон несколько секунд висел над нами, потом улетел.
Мы направлялись к опорному пункту. Денис уже ждал меня и беспилотник был, скорее всего, его.
Когда мы подошли, молодой Инквизитор и Светлана уже стояли на крыльце. Увидев нашу странную процессию, Светлана недоумённо вскинула брови и посмотрела на следователя, но Денис лишь коротко кивнул.
— Морковский Олег Васильевич, кличка Шарпей, — представил я своего спутника. — Человек решил совершить явку с повинной, а на правах местного я ему дорогу показывал.
Денис сурово прищурился, смерил нас обоих взглядами, потом достал наручники (но только один комплект). Его лицо было непроницаемым, но я видел, как в глубине его глаз пляшут маленькие, хищные огоньки. Он получил то, чего хотел.
В этот момент, как будто по сценарию, из-за угла вывернула Мария Антоновна. Она шла на почту, но, увидев, как около её нового работника орудуют наручниками, замерла.
— Вадик! — возмущённо воскликнула она, уперев руки в бока. — Это ещё что за новости, твою дивизию?! Арестован?!
— Нет, я просто… — попытался оправдаться я.
— Вот же ж… Ирод! Что только не придумают, лишь бы не работать! Чтобы завтра на работе был как штык! Слышишь? Ничего не знаю! Ты моя последняя кадровая надежда, кто ж ещё почту развозить будет?!
Она погрозила мне пальцем и, гордо вскинув голову, прошествовала дальше, оставив ошеломлённых инквизитора и участковую приходить в себя от мощи её голоса.
Шарпея профессионально обыскали в четыре руки, завели в небольшую камеру и посадили под замок. Снаружи решётки поставили стул и на него усадили для усиления недовольную таким разворотом событий Василису. Видимо, караулить, чтобы он никуда не испарился. Глаз не сводить.
Девушка бросила на меня сердитый взгляд. Её не радовало, что она использована как живая камера наблюдения или охранник в магазине, который караулит дорогой коньяк.
Меня же завели в допросную. Видимо, решили для начала поговорить со мной. Несмотря на то, что Светлана тоже хотела участвовать, Денис выставил её вон.
Внутри, в переговорной, как паук в центре паутины, был Шпренгер.
Начальство.
Если Денис был похож на молодого волка, то этот был старым, матёрым медведем. Огромный, седовласый, с лицом, изрезанным морщинами и глазами, которые видели слишком много, чтобы чему-то удивляться.
За окном, несмотря на сентябрь, ярко светило солнце и надрывно пела какая-то мелкая, но громкая птица. Шпренгер и Денис сидели напротив меня.
Начался допрос.
— Итак, Купалов Вадим Игоревич, — начал Шпренгер, его голос был глухим, спокойным, как у удава, который наверняка знает, что сегодня точно пообедает. — Рассказывай. Мы тебя с коллегой очень внимательно слушаем. Ты же не против, если я в силу возраста буду обращаться к тебе на «ты»?
Я сделал глубокий вдох. Спектакль начинался.
— Не против… О чём я? Ах