– Кое-какие шероховатости, и в техническом смысле ваш замысел сыроват, но в общем правильно. И падать станут не только акции «Русского общества пароходства и торговли», но и другие бумаги. У биржи есть некие законы – если падают одни бумаги, они увлекают за собой другие. Правительство решило кое-что выкупить, но лишних денег, как понимаете, у нас нет. Парижская биржа не упадет, но несколько неприятных дней ей гарантировано.
– А Челноков должен заменить Борноволкова? – догадался я.
– Я этого не говорил. Вы сами сказали – Фрол Фомич не мальчик и не приказчик. Понимал, что делает, когда покупал краденое.
Логично, хочет купец потомственное дворянство получить, пусть отрабатывает.
– Браво! – искренне восхитился я, потом все-таки не удержался от вопроса: – Но зачем Борноволков так намудрил? Ехал с непонятными извозчиками, паспорт решил сторговать? Кто ему мешал сесть в поезд с собственным паспортом, спокойно доехать до Варшавы? Наверняка ему была дана фора во времени. Или у некого важного ведомства нет лишнего паспорта на имя… Скотинина, предположим, или Иванова? Понимаю, что акции он собрался вывезти нелегально, но хотя бы до границы как нормальный человек доехал. К чему все это?
Наволоцкий с досадой махнул рукой.
– Я был против, чтобы в дело включали дилетанта. Но дело в том, что нужен был человек, разбирающийся в ценных бумагах. Дело-то не слишком сложно, даже привычное. Борноволков уже ездил в Париж – легально, разумеется, имеет знакомства с маклерами и биржевиками. А Сергей Сергеевич решил поиграть в шпиона. Ему было любопытно – как он пересечет страну без паспорта, станет прятаться, словно уголовный преступник? Нервы решил пощекотать. А у слишком сложных планов всегда есть досадная особенность – они могут рухнуть на любой мелочи.
– Согласен.
– Иван Александрович, вы поняли, в какие тайны вляпались? – спросил Наволоцкий.
– Главная тайна осталась неразгаданной: какое ведомство вы все-таки представляете? Не постесняться представиться генералом, согнуть в бараний рог купца, отмеченного императором… Я даже сомневаюсь, что вы надворный советник. Кто же вы?
– Я чиновник по особым поручениям Экспедиции заготовления государственных бумаг, – строго сказал Наволоцкий. – Не исключено, что со временем вы все узнаете, но пока извольте считать именно так.
– Как скажете, – покладисто согласился я. Так я вообще покладистый человек.
– А с акциями что сделаем? С купцом? – нетерпеливо спросил Наволоцкий. – Может, я вам расписку оставлю – дескать, акции получены, претензий нет? Или запишете вроде со слов убийцы – мол, ценности не знали, все содержимое чемоданчика по дурости утопили в болоте?
– К чему мне лишнее? – хмыкнул я. – Все можно решить проще. Сам я расследую двойное убийство, грабеж, а кража из Экспедиции заготовления государственных бумаг акций – забота петербургской полиции. У меня эти ценные бумаги случайно всплыли, но их могло и не быть. В уголовное дело копию рапорта вложу – дескать, все материалы отправлены в столицу. Будет думно моим коллегам – приедут, допросят госпожу Кошелеву. Или затребуют, чтобы ее в Петербург этапировали. Ко мне какие вопросы? Я свое дело сделал, пусть остальные трудятся.
– Ну, господин судебный следователь, ну вы и змей! – покачал головой Наволоцкий. – Я перед вами государственные тайны раскрываю, а все, оказывается, так просто решается! Нет, вы не змей, а ползучий гад!
– Так любопытно же, – скромно потупился я. – А любопытство, оно не только кошку, но и следователей губит.
Глава двадцать вторая
Русская печка, что ты натворила!
Мороз и солнце…
Уши мерзнут.
Декабрь. Морозец, по моим ощущениям, что-то около минус двенадцати или пятнадцати по Цельсию. Почему бы не прикрепить к фуражкам шерстяные наушники, или вообще, не следует ли государю включить в комплект формы шапку-ушанку?
Сейчас забегу в управление полиции, узнаю у господина исправника, нет ли чего-то для меня…
Мог бы никуда не бегать, канцелярия исправника раз в неделю присылает в Окружной суд сведения о происшествиях и преступлениях за истекший период. Но одно дело сидеть и читать в собственном кабинете, совсем другое знакомиться со статистикой на месте. Есть возможность что-то уточнить. Да и повод прогуляться по Воскресенскому проспекту. В Мариинской гимназии через семь минут начнется большая перемена, можно на минуточку заскочить… Авось, Леночка спустится.
Только нужно успеть самому зайти первым внутрь, а иначе, увидев меня из окна, выскочит наружу в одном платье, а оно, по декабрьскому времени, плохая защита от холода.
Леночка спустится со второго этажа на первый, а лестница и все вокруг нас будет мгновенно облеплено шушукающимися девчонками – от самых мелких до барышень на выданье.
Целоваться нам и в голову не придет, неприлично, а начни – гимназистки советы станут давать. Минуты через три-четыре, раздвигая учениц, словно атомный ледокол льдины, к нам выплывет Виктория Львовна, солидная женщина лет сорока – Леночкина классная дама, которая, пряча улыбку, цепко ухватит меня под локоть и выставит за пределы здания, невзирая на то, что я важный чиновник и титулярный советник.
Здешние классные дамы особы строгие. Подозреваю, что Виктория Львовна меня караулит, но все-таки, умница, дает возможность жениху повидаться с невестой, постоять рядышком, подержаться за руки. Но минут за пять до начала урока она меня все-таки выставит и, для приличия, поворчит на служителя – мол, почему посторонних впускаете?
Служитель привычно разведет руками, показывая – мол, как не впустить? Но сам тоже улыбнется в усы. В общем, все всё прекрасно понимают, но ситуация обязывает и все при деле.
Перед тем, как пойти по делам, необходимо заскочить в приемную председателя окружного суда, сообщить заведующему канцелярией Петру Ильичу, что судебный следователь (даже не стану добавлять, что по особо важным делам) пошел в управление полиции. Это на случай, если кто-то станет меня искать. Но по большому счету – если убийств никаких нет, то нафиг кому-то нужен следователь? А случится, так меня отыщут.
Доложил, спустился, перешел на другую сторону улицы, потом сообразил, что в Мариинской гимназии мне делать нечего, Там на днях случилось какое-то инфекционное заболевание – не то ветрянка, не то коклюш, не то девчонки из младших классов съели что-то несвежее. Окружной инспектор, не мудрствуя лукаво, объявил карантин, приказав закрыть гимназию до Рождества, и всех девчонок отправили по домам. Преподаватели не слишком рады – жалованье за это время платить не станут, зато гимназистки довольны.