Темная жатва - Норман Партридж. Страница 3


О книге
об этом. Прямо сейчас это очень сильно напоминает целое ведро утверждений. Так что он просто отпустил свое сознание и постарался получить как можно больше удовольствия от того, что имеет.

Он размышляет о пугале, которое носится по городу, с тыквой вместо головы.

Он размышляет о том, что для такого парня, как он, будет значит поймать это пугало.

Затем, как только старые часы фирмы "Уолтен", которые стоят на его ночной тумбочке, отсчитали последние мгновения вечера Хэллоуина, он перестает обо всем этом думать.

После всего этого, все, о чем он думает, это лишь пара вещей, по-настоящему важных вещей.

Он думает о двери в спальне, которая распахивается.

Он думает о том, что он будет делать, как только выйдет наружу.

* * *

Если бы у Зубастого Джека были колени, он бы стоял на них, преклонив колени, как сейчас в храме осенней луны.

А может это храм мужчины с ножом. В конце концов, это именно он, кто возвышается над Зубастым Джеком подобно ониксовой статуе, его силуэт стоит между ним и большим куполом луны, которая наполовину поднялась на небе цвета индиго.

На какой-то момент, Джек теряется в тени мужчины. Он поднимает свое слепое, черное лицо вверх. Затем мужчина встает на колени и лунный свет омывает их обоих. Тесак перехватывает лунный свет подобно зеркалу по мере того, как он поднимает руку. Другой рукой он тянется к стеблю тыквы и держит голову Джека смирно, и принимается за свою работу.

Отрывистые разрезы придают голове Зубастого Джека очертания лица. Вначале появляются глаза, ровно нарезанные два треугольника. Затем нос, который, конечно, шире – заостренные два наконечника стрел, дырки которые производят впечатление огнедышащих ноздрей, после того, как он закончит.

Лезвие работает искусно, нос обретает формы. Кожура тыквы толстая, но мякоть под ней еще толще. Резчик отбрасывает ошметки мякоти на землю под собой. Его запястья начинают болеть, но он не колеблется при работе руками, до тех пор, пока из заостренных ноздрей Джека не вырывается теплый выдох, который обогревает остывшие пальцы мужчины.

Тесак замирает на пол пути в воздухе. Внезапно, дыхание самого мужчины замирает в груди. Он крепко держит стебель и пялится на полулицо, что смотрит на него, понимая, что это он сделал его таким и сделает его таким, каким он должен быть. Как будто читая его мысли, узкие глаза Зубастого Джека становятся еще уже. Он издает сиплый выдох через свой прорезанный нос, тусклые блики света просвечивают за этими пустыми треугольными впадинами.

Это выбивает мужчину из колеи, так как в пустой голове Джека нет свеч. Но все же, свет исходит оттуда, как и влажный треск пламени с привкусом волокнистых желтых нитей. Такие вещи мужчине кажутся четко знакомыми, хотя он и не может их объяснить.

Лучше не думать об этом, - говорит сам себе мужчина.

Нет смысла над этим думать, потому что это невозможно объяснить.

Сегодня, все просто происходит так как и задумано.

Сегодня, все высечено на камне.

Да. Мужчина с ножом, просто не может представить, что эта новь пройдет как-то по-другому. В течение длинного момента, он пялится в пару переливающихся пламенем отверстий, которые должны быть глазами Джека. Мужчина не моргает; Зубастый Джек не может моргать. От него исходит очередной глубокий вздох, и его дыхание отдает стойким ароматом паленой корицы и пороха, а также плавленого воска. Каким-то образом, стойкий запах настораживает мужчину, и он снова заносит нож и приступает к завершению работы, которую он начал.

Два ряда острых зубов появляются под острым разрезом носа. Желтый свет переливается на руках мужчины, пока Джек дышит через свой зубастый рот. Его дыхание по-прежнему сиплое, по-прежнему слабое. Но свет из глаз накладывает на лицо мужчины треугольники света, пока тот старается работать быстрее, обрезая концы в лукавую улыбку, которая подчеркивает скулы и едва не пронзает глаза Зубастого Джека.

Рука мужчины с ножом опускается, другая его рука отпускает стебель, прикрепленный к макушке тыквы. Голова Джека низко склоняется - по идее, она должна упасть с плеч, потому что на самом деле у него нет шеи, чтобы ее поддерживать. Но это быстро меняется, когда зеленые побеги взбираются по скрученной лозе, которая ведет к стеблю, обвиваясь по мере продвижения, становясь толще и темнее по мере приближения к основанию тыквы. Они приподнимают голову Зубастого Джека на крепкой, оплетенной нитями шее, которая вонзает колючие отростки в саму тыкву.

Эта жилистая шея переливается от зеленого к коричневому по мере укоренения в увесистой сфере тыквы. Свежие побеги покрываются тьмой и грубой корой. Лианы и листья пронизывают одежду Джека, пока тот делает свой первый глубокий вздох. Он поднимает свою голову, его заполняет прохладный вечерний воздух. Он задерживает этот вздох надолго, а затем выдыхает воздухом, переполненным специями.

За дыханием исходит слабые языки пламени... что-то что безусловно является словом.

Но мужчина с ножом не разбирает слова от той штуки, которая стоит пред ним. Он не пришел, чтобы слушать слова. Нет. Он пришел, чтобы проделать работу, которая должна быть сделана, и именно это он и будет делать. Не больше, не меньше. Так что он оборачивается, по-прежнему с ножом в руках, а идет прочь по дороге. Шаркающими шагами Зубастый Джек следует за мужчиной, даже по кукурузному полю. Но мужчина не оборачивается, и только тогда, когда он слышит звуки шагов по асфальту, его сознание возвращается к нему и он вспоминает, что еще нужно сделать.

Машине мужчины едва исполнился год. Она черная и гладкая – такую здесь не увидишь. Он кладет тесак на капот и открывает дверцу. Тут продуктовый пакет, наполненный конфетами. Мужчина хватает парочку батончиков "Big Hunks" и распихивает их по карманам пальто Джека. Он глубже засовывает руку в пакет и наполняет карманы пальто батончиками "Clark". Он расстегивает верхнюю пуговицу пальто Зубастого Джека и запихивает конфеты в эти узлы лиан. "Oh Henry!", "Hershey’s bars", "Abba-Zaba".

Пригоршни засахаренной кукурузы прячутся между листьями, как секреты, вложенные в зеленые конверты. "Red Vines" и "Bit-O-Honeys" заполняют зазоры. Зубастый Джек слегка пошатывается, потому что руки мужчины такие же холодные, как сама ночь, а то что он в него закладывает гораздо тяжелее, чем кто-либо может подумать.

Хоть он и шатается, но он не упадет. Он не сделан таким образом. Его ноги, испещренные корнями, шаркают по асфальту, пока он отходит на несколько шагов по черной дороге, и он наклонился на машину, чтобы обеспечить себя поддержкой. Мужчина закрывается от него и запихивает последнюю

Перейти на страницу: