И вот теперь я отрывалась, махнув рукой на неподвластные мне больше обстоятельства.
Характеристику Херр Шранка мы добывали целый месяц. Несмотря на его устное обещание по телефону, наш почтовый ящик продолжал оставаться пустым. Наконец, разозлённый Лео решил в ближайший понедельник взять офис Шранка штурмом.
Мы подловили его в полвосьмого, посредине холодного офисного коридора, с чашкой кофе в руке и бумагами под мышкой. Увидев нас, он заметался между двух дверей, как Трус между Балбесом и Бывалым, и сделал выбор влево, к кабинету благополучно забывшей обо мне фрау Вигенборн.
Какое счастье, что Леопольд пошёл со мной!
Одна я в жизни бы не поняла всех этих «параграфов» и «законов», названиями которых апеллировали в своей дискуссии два умных немца.
Шранк настаивал на продолжении добровольной помощи, Лёвушка – на окончании бесплатной беготни. Вернее, это был уже не Лёвушка, а самый настоящий Лев.
Застегнув верхнюю пуговицу клетчатой фланелевой рубашки, он вращал своими большими глазами и с пеной у рта защищал свою «высокообразованную, с огромным опытом работы и кучей благодарностей» русскую жену перед слегка перепуганным Шранком.
Получив в итоге документ, мне было уже, собственно, неважно, что в этой вялой характеристике отсутствовали необходимые чиновникам слова, дающие мне право на мою профессию.
Бог с ними со всеми!
Я была жутко горда своим защитником Леопольдом, который, разочаровавшись в любимой местными политиками программе «Быстрая интеграция иностранных граждан в ФРГ», легко отпустил меня в субботний вечер потанцевать со Златой.
– Да ладно тебе, подруга, – хохотала Злата над моей историей, потягивая из трубочки необычный синий коктейль с большущим куском льда на дне бокала. – Думаешь, ты здесь одна такая? Ты посмотри по сторонам, вот они все – бывшие учителя, врачи и инженеры – на этом самом танцполе зажигают. Пойдём лучше попляшем!
«Розовые розы, а-а-а,
Светке Соколовой, у-у-у».
– Ой, смотри, какой хорошенький! – заморгала Злата в сторону очередного «молодца». Лёгкий флирт входил в программу развлечения, но дальше этого дело не шло. Злата продолжала жить со своим немцем, выжидая получения разрешения на постоянное проживание в Германии.
«Розовые розы, а-а-а,
Я дарю ей снова, у-у-у,
В память наших школьных,
В память наших школьных
Дней!»
Мы завершили танец одновременно, крепко стукнув по паркету каблучками и, довольные друг другом, уселись за свой столик отдышаться.
– Накрась губы, губы накрась, кому говорю. – Злата сунула мне в руку розовую помаду. – А то сидишь бледня бледнёй. Чего лицо не нарисовала? Я же тебе говорила.
– Ой, представляешь, отвыкла! Одичала совсем в Лёвушкиной квартире.
– Не вешай носа и заканчивай хандрить. Давай, мы с девочками в пятницу вечером в баню едем, присоединяйся.
– Не-е-е, в пятницу вечером не могу. Леопольд же с работы придёт! Как я его одного оставлю?
Злата сложила губки в ехидную улыбку:
– Свет, я не пойму, ты что, у него рабыня Изаура? Да он на тебя, такую умницу, молиться должен! Ему здесь такую, как ты, ни за что не найти. Я в пять за тобой заеду. Да, и не забудь – червонец на массаж, пятёрку на солярий.
Рациональное зерно в словах подруги было. И поднявшийся из моего бокала ядовито-зелёного цвета змей-искуситель начал нашёптывать мне на ушко:
«Соглашайся, чего ты тормозишь… Ты же его всё равно не любишь по-настоящему, как когда-то любила Вадима».
– А не захочет – мы ему быстро замену найдём, – уверенно продолжала сбивать меня с прямой дороги Злата. – Это тебе не матушка Россия, тут с женихами напряга нет. А, да вот они как раз! Только скажи «чёрт» – и рога появятся.
Она призывно замахала в сторону.
Нарядные мужчины и женщины рассаживались по своим обычным, заранее заказанным на каждую субботу местам. Мы оказались между двух «молодых людей» нашего возраста, которые о чём-то спорили и одновременно пытались галантно ухаживать за сидящими рядом дамами.
– Герман.
– Костик.
– Что будем пить?
Третий коктейль был ярко-оранжевого цвета, и у меня потихоньку начала кружиться голова.
– Смотри, Светик, – продолжала сплетничать мне в ухо Злата, – блондинчик Костик. Он неудачник, два брака, два развода, алименты на троих детей. С работой тоже швах – то там, то сям. А вот чернявый Герман – другое дело! Он с родителями ещё до перестройки сюда приехал. Получил здесь местное образование и потому работает специалистом, часто по командировкам, денег – куры не клюют. Они с Костиком здесь каждую субботу на политические темы спорят, нашли место!
– Разрешите пригласить? – протянул Златке руку тот самый «хорошенький», которого она заприметила вначале. Шурша юбками, она упорхнула на танцпол, а я с упоением замурлыкала себе под нос слова знакомой песни:
«Летний вечер
Тёплый самый
Был у нас с тобо-о-ой,
Разговаривали с нами
Звёзды и прибо-о-ой».
Голова моя плыла от цветных крепких коктейлей, запахов мужского парфюма, мелькающих огней прожекторов и любимых медляков восьмидесятых.
Я чувствовала себя юной девушкой в красивом платье. Словно не было за моими плечами этих трудных лет поиска себя и своего счастья. И не было никакой Германии с её жёсткими чужими правилами. И будто вся моя будущая жизнь лежала передо мною белым листом, где я ещё обязательно напишу свою «правильную», чистую историю.
– Нет мне здесь жизни, и нет мне здесь места, – услышала я краем уха жалобы неудачника Костика. – Вчера опять с очередной работы выгнали. Подумаешь, прошёл по территории без каски! Задолбали своей техникой безопасности. Я, между прочим, оператор ЭВМ! А не разнорабочий на их грёбаных стройках. Уеду я обратно в свой Казахстан.
– Ну какой ты оператор, Костик, – голос у Германа был очень приятный – низкий, раскатистый и с небольшим акцентом. – Был, да весь вышел. И никуда ты не уедешь. Нет больше «твоего» Казахстана. Чужая страна. Ты бы пил поменьше.
– Прав! Прав, дружище, – Костик обнял Германа за плечи. – Там меня тоже никто не ждёт и никто не нальёт. И я больше не оператор. Я банкрот. Банкрот!
Для банкрота выглядел Костик довольно прилично – в новеньких модных джинсах и расстёгнутой наполовину шёлковой рубашке, с большим золотым крестом на груди.
– Ну-ну, будет тебе. Завис ты между двух миров, пора бы уже где-то приземлиться. Надежда умирает последней, Костик. Ты посмотри лучше, сколько красивых девушек вокруг!
На этих словах Герман вдруг повернулся ко мне лицом и пристально посмотрел в мои глаза.
Где-то я уже видела