ГЛАВА ПЕРВАЯ
Рим, 62 г. н. э.
Макрон понял, что надвигаются неприятности, ещё до того, как они добрались до Форума. Всё уже началось к тому моменту, когда он и Петронелла вышли из дома на Виминальском холме1. Мощёная улица, спускавшаяся к рынку в самом сердце столицы, выглядела непривычно пустынной. В обычные дни здесь царило бы оживление: толчея покупателей, крики уличных торговцев, мужчины, отдыхающие на скамьях у небольших забегаловок, и редкий карманник, зорко высматривающий очередную жертву. По мостовой сновали паланкины с богачами, прогуливались преторианцы в белых туниках, а между ними шныряли оборванцы, увешанные амулетами, предлагая прохожим за пару монет предсказать судьбу или наслать проклятие на вора, обманщика или соперника в любовных интригах. Сегодня же большинство лавок и харчевен торопливо запирали ставни, предчувствуя беду. Лишь несколько мужчин и женщин спешно прошли мимо Макрона и его жены, пока они спускались вниз по холму.
Хотя стояло лишь начало лета, город изнывал от неожиданной, неприсущей сезону жары. По мере того как они приближались к Форуму, Макрон всё отчётливее слышал гул огромной, разъяренной толпы. В этом гвалте различались странные переливы, то вспышки ярости, то стенания горя.
- Что происходит? – спросила Петронелла, крепко вцепившись в его руку.
Он покачал головой.
- Не знаю. На ипподроме сегодня ничего нет, и никаких игр, насколько помню, не ожидалось ещё как минимум месяц. Что бы там ни было – похоже, неприятности. - Он на миг остановился и повернулся к ней. - Хочешь вернуться домой?
Она задумалась на мгновение.
- А ты сам хочешь?
Макрон усмехнулся.
- Ты знаешь меня – всегда лезу узнать, в чём дело. - Его лицо стало серьёзным. - Если хочешь, иди обратно. А я посмотрю, что происходит, и потом расскажу.
- Скорее уж ты сам вляпаешься в неприятности, - прищёлкнула языком Петронелла. - Пора уже вести себя по возрасту. Ты в долгу передо мной и Бардеей.
Макрон нехотя кивнул. Хотя он был женат на Петронелле уже несколько лет, к роли отца он так и не привык. Бардея была плодом короткой связи с женщиной из племени иценов2 – сразу после вторжения легионов в Британию. Та женщина впоследствии стала царицей своего народа и возглавила недавнее восстание против Рима, что, мягко говоря, осложнило всю историю.
Бардею до сих пор мучили кошмары, ей снились те времена, когда римские солдаты издевались над ней и её народом. Макрон изо всех сил старался загладить то, через что ей пришлось пройти, но роль заботливого родителя ему не шла. Он был легионером до мозга костей, а не нянькой, и понимал это лучше всех.
Сначала Макрон не поверил Боудикке3, когда та заявила, что он – отец девочки. Но крепкая, коренастая фигура Бардеи, тёмные волосы и широкое лицо не оставляли сомнений: кровь была его, римская, без всяких там «если». К тому же и сроки её рождения совпадали с тем, что рассказывала Боудикка. Так что Макрон принял всю ответственность – после подавления восстания забрал дочь к себе и увёз в Рим, решив воспитать её сам.
Не сказать, что это прошло без трений – и не только тех, что бывают у любой девчонки на пороге взрослой жизни. Бардея оплакивала потерю семьи и, тех кого потеряла от рук римлян. Макрону стоило всех его скромных запасов терпения и такта, чтобы хоть как-то справляться с её мрачными настроениями.
- Ты ведь больше не легионер, упившийся вдрызг в увольнительной, - продолжала Петронелла. - И давно уже и не тянешь это лямку.
Макрон состроил обиженную мину.
- Я ещё как могу задать жару, не хуже молодых!
Она улыбнулась с лёгким сочувствием.
- Знаю-знаю, можешь. Но, слушай, я иду с тобой. Без споров. Если я рядом, меньше шансов, что ты вляпаешься в какую-нибудь заварушку.
Макрон приподнял бровь.
- Ах вот как, да? - протянул было он. Его жена была крепкой женщиной, такой, что могла бы уложить с одного удара почти любого парня.
И тут их разговор прервал жилистый лысый тип в грязной тунике. Один глаз у него был мутноватым, на веснушчатой голове торчало несколько жидких прядей, а правая нога тонкая и вывернутая внутрь, почти не слушалась, из-за чего он ковылял, опираясь на тяжёлую трость. Оглядываясь назад, он врезался прямо в Макрона.
- Эй, поосторожнее! - рявкнул тот, отталкивая незнакомца и одновременно удерживая его, чтобы тот не грохнулся наземь.
В тот же миг Петронелла метнулась вперёд и схватила за запястье его свободную руку, как раз когда та нырнула в складки туники. В крючковатых пальцах блеснул кошель Макрона, оттянутый монетами.
Глаза проныры округлились от страха, но тут же сменились хитрым прищуром, когда он заметил красный армейский плащ на плечах Макрона.
- Ой, прошу прощения, центурион, - забормотал он, наугад попав точно в его звание. - Должно быть, случайно схватился за это, когда поскользнулся…
Макрон выхватил кошель и запихнул его на самое дно походной сумки, прикрыв сверху плащом. Затем поднял палец и ткнул им калеку в грудь.
- Попробуешь этот фокус ещё раз, и я тебе второй костыль сделаю. Чтоб рук не осталось – ни для кражи, ни для почесухи. Ясно?
Старикашка яростно закивал.
Макрон кивнул в сторону Форума.
- Что там за возня внизу?
Тот раскрыл рот, показав пригоршню кривых зубов.
- Император отказал в прошении о помиловании людям Паэция Секунда. Сенаторам это не по нутру, вот и подзуживают чернь. Там, центурион, дело пахнет гарью. Городские когорты уже направлены, пытаются расчистить проход от тюремных камер Туллианума4 до места казни. Но народ, видать, решил стоять насмерть. Станет жарко, зуб даю. А я, уж извини, предпочитаю унести ноги, пока целы.
Он прищурился, и голос его стал жалобно-ноющим.
- А ведь я старый ветеран, всю жизнь отдал службе Риму, да вот расплатился этой ногой. Когда начнётся мясорубка, мне шансов нет. И подать сегодня никто не даст… а ведь надо ж как-то пожрать, хе-хе…
Макрон смерил его взглядом с ног до головы.
- Ветеран, значит? Ну-ка напомни и из какого же ты легиона?
Старик замялся.
- Четырнадцатый, центурион. Отличные парни, славная братва. Я с ними до самого конца служил… пока вот это не случилось со мной, - он постучал по своей высохшей ноге.
- Верно, небось, тяжело было покидать товарищей? Да ещё такое тёплое местечко в Сирии.
- О да, очень, -