В очерке о другом знаменитом писателе, Джордже Оруэлле, автор рассказал, как это бывало тогда в Испании. Будущий создатель сатирической сказки «Скотный двор» и ромaна-антиутопии «1984» тоже воевал в Испании, причем в отряде ПОУМ — марксистской партии троцкистского толка. ПОУМовцы резко критиковали сторонников Сталина, и в конце гражданской войны оказались не только врагами франкистов, но и противниками республиканцев; их ошельмовали, объявив пособниками фашистов. Оруэллу пришлось бежать из Испании, за которую он проливал свою кровь, был опасно ранен в горло. Через год он писал в редакцию советского журнала «Интернациональная литература»: «…я должен сообщить Вам, что в Испании я служил в ПОУМ, которая, как Вы несомненно знаете, подверглась яростным нападкам со стороны Коммунистической партии и была недавно запрещена правительством; помимо того, скажу, что после того, что я видел, я более согласен с политикой ПОУМ, нежели с политикой Коммунистической партии».
Английский социалист Оруэлл сделал свой выбор. Американский республиканец Хемингуэй — свой. Он выразил его в романе «По ком звонит колокол»: «…На время войны он подчинил себя коммунистической дисциплине:. Здесь, в Испании, коммунисты показали наилучшую дисциплину и самый здравый и разумный подход к ведению войны. Он признал их дисциплину на это время, потому что там, где дело касалось войны, это была единственная партия, чью программу и дисциплину он мог уважать».
У Хемингуэя были основания для такого взгляда на события. Он больше ездил, больше видел, встречался с разными людьми — от военачальников до простых крестьян в партизанских отрядах.
Так пришло понимание того, что партизанско-анархистскими методами победить фалангистов невозможно.
Все это должно было стать «телом» романа — материалом, впечатлениями. Не было пока «души» — главного героя. Он должен привнести главную сюжетную линию, объединить и одухотворить разрозненные эпизоды, превратить их в книгу о войне и любви, верности и предательстве, героизме и трусости, и, в конце концов, — о жизни и смерти. Писатель видел много славных парней — в штабах, на фронте, в интербригадах, в партизанских отрядах. Он писал о них — в корреспонденциях и в рассказах, в единственной своей пьесе «Пятая колонна». Но героя своей главной книги о войне в Испании он пока не нашел.
Интервью с легендой
Имя «полковник Ксанти» произносили в Мадриде шепотом, не везде и не всякому. Слухи о нем превращались в легенды. Никто не видел этого отважного македонца, но говорили, что внешне он похож на испанца или, скорее, на баска, только ростом выше и в плечах шире. Неразговорчив и нелюдим, а улыбнется — все тридцать два белоснежных зуба наружу. Под его началом служили несколько отчаянных «гирельерос» — диверсантов. Маленький отряд на время исчезал из Мадрида, а потом приходили известия, что где-то в тылу у франкистов взлетели на воздух артиллерийские склады; в другом месте, прямо на аэродроме, взорвались немецкие бомбардировщики уже с бомбами на борту; там-то подорван железнодорожный мост, а там-то пущен под откос эшелон с германской и итальянской военной техникой. Потом гирельерос возвращались и словно растворялись в Мадриде. Испанцы говорили убежденно: пуля не берет нашего Ксанти! А сам таинственный разведчик сидел где-то в укромном месте над картами, что-то обдумывал, прикидывал, планировал новую операцию.
Хемингуэй много раз пытался найти полковника Ксанти, расспрашивал знакомых журналистов и военных. Однажды корреспондент «Правды» Михаил Кольцов сказал:
— Хочешь взять интервью у Ксанти? Могу устроить.
И такая встреча действительно состоялась. Хемингуэй сразу попал под обаяние собеседника. Еще до начала беседы корреспондент спросил, не найдется ли у хозяина вина. В Испании Хемингуэй пристрастился к домашнему красному вину, и только у себя в гостинице отдавал предпочтение абсенту.
Ксанти сам принес кувшин с вином и только один стакан.
— Я не пью. Это у нас семейное — отец тоже капли в рот не брал.
Но внешне лицо разведчика было непроницаемым, он ничем ни выдал своего недовольства. Хемингуэй начал задавать вопросы, присутствовавший Кольцов переводил.
— Кто вы, откуда, как вас зовут на самом деле?
— Здесь почти все иностранцы носят псевдонимы. Для всех я — Ксанти, македонский торговец, приехал в Испанию из Турции. Поступил добровольцем в отряд под командованием Дуррути, воевал под Барселоной и Сарагоссой. Вскоре стал советником командира, во главе «колонны Дуррути» шел на помощь осажденному Мадриду…
— Как вы оцениваете боеспособность анархистских отрядов? Центральное командование может на них положиться?
Ксанти медлил с ответом. Он не хотел бросить тень на боевых товарищей и настоящего революционера Буэнавентуру Дуррути. Может быть, он вспоминал первую встречу с вожаком. Дуррути тогда сказал: «Ты единственный коммунист в моем отряде. Посмотрим, на что ты годишься. Будешь со мной неотлучно». Ксанти попросил: «На войне бывает свободное время. Разреши мне отлучаться». Командир удивился: «Зачем?» Разведчик объяснил: «Хочу научить твоих бойцов стрелять из пулемета. Они плохие пулеметчики. Надо создать пулеметные взводы». Дуррути долго и внимательно смотрел на Ксанти. Наконец сказал: «Тогда обучи и меня».
С этой встречи они стали друзьями. Когда вождь анархистов погиб, на его похороны вышли сотни тысяч испанцев. Поэтому Ксанти молчал, и тогда за него ответил Кольцов в обычной своей ироничной манере:
— Все анархисты — революцuонеры-романтики. Время показало, что они больше любят болтать о революции и маршировать на парадах, чем воевать.
Хемингуэй перечислил несколько подвигов, которые приписывали Ксанти, и спросил, правда ли это?
— Кое-что правда. Теперь я редко хожу на задания. Зато могу тщательнее разработать план операции. Готовлю разведчиков и диверсантов — такие специалисты нужны на всех фронтах.
— А правда, что пуля не берет Ксанти?
— К сожалению, берет: я был и ранен, и контужен. Это выдумка родилась, наверное, оттого, что я сразу возвращался в строй.
— Как называется теперь ваша должность?
— Советник по разведке и диверсиям 14-го корпуса.
Беседа продолжилась несколько часов, Хемингуэй все допытывался деталей, хотел знать, как происходит закладка взрывчатки, как осуществляется сам подрыв.
— Это ни словах не расскажешь и на пальцах не покажешь, — впервые улыбнулся Hсаоти. — В нашем деле так много составляющих… Словом, это надо видеть, пощупать.
И он сделал несколько быстрых движений своими сильными пальцами, словно скручивает конца проводов, а затем поворачивает рукоятку магнето.
— Ну, так покажите мне. Пустите меня туда, где этому учат, — попросил Хемингуэй.
Ксанти обещал посоветоваться с командованием, хотя решающее слово было за ним.
Когда американец ушел, Ксанти сказал:
— Он мне не нравится.
— Нам нужно,