«Они выросли вместе, здесь на дачах, дружат с детства, — автоматически продолжая свои наблюдения, констатировал он. — Нет, любви, даже юношеской, между ними не было, если смиренная Вера и была в кого влюблена, так это в первого соседа.
Уж слишком, для своей всепрощающей натуры, не любит она Лиду, его жену. Даже смиренные речи не скрыли неприязни.
Как она произнесла это: «Тебя ведь тогда не было здесь…»
Обычная, даже обыденная вроде бы фраза. Просто привязка ко времени…
Но сколько ею сказано!
«Тебя не было здесь» — ты не нашего круга, ты чужая, незваная и непрошеная гостья.
Впрочем, возможно, здесь та же вселенская любовь ко всему человечеству, и ей просто жаль друга детства, попавшего в лапы злобной хищнице».
Его все больше увлекала история старого дома и семьи, владевшей — или владеющей? — им и поныне.
Он даже не мыслил теперь уйти незаметно, напротив, твердо намерен был оставаться до тех пор, пока история не будет рассказана полностью. И любой ценой добиться этого.
Он знал, что бывают такие «вечные» темы в кругу давно знающих друг друга людей. Разговор, коснувшись их, некоторое время ведется весьма оживленно. Потом внезапно обрывается, едва ли не на полуслове, словно все смертельно устали постоянно говорить об одном и том же. Однако когда они собираются в следующий раз, все начинается сначала, расцвеченное свежими эмоциями.
И снова не дотягивает до финала.
Этот странный разговор, похоже, был именно из той серии.
Впрочем, у него в запасе было несколько хитрых и неуловимых приемов, которые заставят их рассказать все, что известно каждому и всем вместе. Потому что история, контуры которой были только обозначены туманными воспоминаниями, разбудила в нем странный и какой то явно нездоровый интерес.
А душа наполнилась смутным, необъяснимым волнением.
ТАТЬЯНА
Сестрами они были неродными, но росли вместе. Так случилось.
Родными сестрами были их матери, и обе одинаково несчастливы оказались в первых замужествах и, одинаково быстро оправившись от неудачи, ринулись строить новую жизнь. В ней рассчитывали они скоро обрести и новых мужей, и новое счастье. А досадное и обременительное напоминание о первом неудачном опыте — маленьких дочерей — определили на воспитание к своей матери. Благо та была еще относительно молода, крепка здоровьем и совершенно одинока: мужа схоронила уже очень давно.
Старшую внучку звали Татьяной, а младшую, совсем как у Пушкина, — Ольгой. Возможно, что обе матери именно Пушкину и следовали, поскольку воспитаны были на нем, равно с прочими классиками.
К тому моменту, когда Татьяна начала осмысленно воспринимать окружающий мир, в доме бабушки царили покой и достаток. Частные уроки фортепиано и французского, которые она начала давать после смерти мужа, чтобы хоть как-то свести концы с концами, со временем стали пользоваться спросом. Сначала они вдруг оказались чем-то вроде городской моды, потом стали хорошей традицией, которой следовал весь местный бомонд. Словом, становление Татьяны проходило в обстановке довольно комфортной, и она росла счастливым ребенком, нисколько не страдающим от своего относительного сиротства.
В школе, самой лучшей в городе, Татьяна была принята с распростертыми объятиями, потому что половина учительского коллектива когда-то чему-то училась у ее бабушки, то же можно было сказать и о родителях одноклассников, внушивших своим отпрыскам почтительное отношение к старой даме и ее внучкам.
К тому же сама Татьяна была девочкой смышленой, бойкой и довольно симпатичной, если не сказать — красивой.
Словом, окружающие ее любили и прочили ей блестящее будущее.
Верила в это и сама Татьяна, довольно рано опре-делившая, что именно должно включать в себя это емкое, но не слишком определенное понятие.
Прежде всего Татьяна не представляла иного, кроме Москвы, места на планете, где только может взойти и воссиять ее счастливая звезда. Некоторую долю уверенности вселяло то обстоятельство, что мать, вполне удачно вышедшая замуж второй раз, неплохо устроена была в столице и не раз выражала желание забрать дочь к себе, как только та закончит школу. Отчим занимал какую-то средней руки номенклатурную должность, но этого, по словам матери, было достаточно, чтобы гарантировать Татьяне поступление практически в любой из столичных вузов, за исключением разве что нескольких самых престижных. Оставалось только выбирать.
Но и с выбором профессии Татьяна определилась довольно рано, в детстве посмотрев модный тогда фильм «Журналист». Потом были другие фильмы, представляющие людей этой профессии отчаянными, дерзкими и талантливыми поборниками справедливости, а саму профессию — престижной, овеянной романтикой дальних странствий и встреч с самыми замечательными и необыкновенными людьми.
В школе о выборе Татьяны узнали в шестом или даже пятом классе и отнеслись к нему серьезно, ни минуты не сомневаясь, что все будет именно так, как задумала девочка — отличница, наизусть цитирующая «Евгения Онегина» и Блока, к тому же красавица с манерами и внешностью тургеневской барышни.
В девятом классе Татьяна послала свое сочинение на всесоюзный конкурс, получила вторую премию и право публикации на страницах любимой «Комсомолки».
Творческий процесс растянулся у нее на целую неделю, все эти дни она не ходила в школу, и никому даже в голову не пришло по этому поводу возражать.
Темой своего первого материала для центральной прессы Татьяна избрала историю городского художественного музея, основанного в прошлом веке меценатом из богатых торговцев, эдаким местным Третьяковым, которого благодарные большевики, придя к власти, не только не расстреляли, как классового врага, но даже назначили директором музея. Кульминация истории приходилась на военные годы, когда городок жил в ожидании немецкой оккупации. Мужественная городская интеллигенция разобрала наиболее ценные экспонаты по домам, дабы спасти коллекцию от разграбления, и скрывала их у себя все время, пока город оставался в руках противника. Но в день Победы все до единой картины были торжественно возвращены в музей. И только бессменный его директор не вернулся на свое рабочее место — старик не