Кора прихорашивалась у зеркала.
— Мама сказала, что с папой все в порядке, — легкомысленно сказала она. — Мне тоже немного легче, так что я решила надеть что-нибудь легкое и спуститься вниз. Там воздух посвежее.
— Врач сказал, что папа очень болен, — ответила Лора, озадаченно глядя на пеньюар сестры.
— Я в это не верю, — заметила Кора. — Старина Слоан вообще не смыслит в медицине. Кроме того, мама сказала, что папе ничто не угрожает.
— Непосредственной опасности нет, — уточнила Лора. — И доктор Слоан велел тебе оставаться в постели до завтра.
— Ах нет, я не собираюсь лежать здесь и задыхаться в такую жару. Много он понимает, этот Слоан. Он даже не выписал мне никакого лекарства. — Она засмеялась. — А если бы выписал, я бы выбросила рецепт из окна. Помоги мне надеть туфельку, дорогая.
Лора послушно опустилась на колени перед сестрой.
— Кора, ты собираешься спуститься в библиотеку в пеньюаре?
— Ах, прошу тебя, оставь меня в покое хотя бы на пять минут! Тебе не кажется, что я сегодня уже и так натерпелась? Что вы все ко мне пристаете, допрашиваете? Зачем ты это делаешь? Разве ты не видишь, что у меня уже нет никаких сил терпеть? Если не можешь оставить меня в покое, тогда держись подальше от моей комнаты.
Лора поднялась и пошла к двери, когда Кора примирительно окликнула ее:
— Лора, я знаю, что я настоящий чертенок!
Целых полчаса Лора мучилась у себя в комнате, думая, что упустила возможность помириться с сестрой. Ей захотелось искупить вину и разыскать Кору внизу. Однако сестры не было ни на веранде, ни в библиотеке. Лора собралась подняться к ней в спальню, но в раскрытую входную дверь увидела Кору на тротуаре у дома. Девушка успела переодеться. На ней был новый, тщательно продуманный костюм для автомобильных прогулок. И она садилась в длинный, мощный на вид белый автомобиль «родстер» [22] рядом с Вэлом Корлисом.
Двигатель зарокотал, колеса пришли в движение Кора и Корлис чему-то смеялись, пребывая в праздничном настроении. Шарф Коры взвился по ветру, и в мгновение ока автомобиль исчез из виду.
Лора бездумно смотрела на внезапно опустевшею улицу, а затем бросилась к матери, сидевшей у двери отца.
— Мама, — прошептала Лора, опускаясь рядом на колени. — Когда папа позвал тебя к постели, он хотел что-то передать Коре?
— Да, дорогая. Он сказал, что сожалеет о том, что огорчил ее и что если он выздоровеет, то постарается исполнить ее просьбу.
Лора весело кивнула:
— Он обязательно выздоровеет, мама. Я на минутку зайду к себе и приду посидеть с тобой.
Однако она вернулась не так быстро, потому что долго лежала, плача в подушку и шепча снова и снова:
— Бедный, бедный папа! Бедный, бедный Ричард!
Глава XII
В течение недели болезнь мистера Мэдисона была главной темой для разговоров в доме. Постоянное присутствие сиделки утратило новизну даже для Эдрика и стало частью домашней рутины. День мерили регулярными визитами врача. Младшим членам семьи уже казалось, что их отец всегда был нездоров и теперь всегда будет болеть. Для Коры и Эдрика он превратился в слабый, ворчливый голос за закрытой дверью. Доктор Слоан был серьезен, но обнадеживал, уверяя каждый день, что «непосредственной опасности пациенту не угрожает».
Миссис Мэдисон не разделяла оптимизма детей; из всех троих Кора была истинным утешением для измученного материнского сердца. Впрочем, миссис Мэдисон ни за что бы в этом не призналась, чтобы не быть несправедливой к Лоре. Последняя приняла на себя роль домохозяйки и экономки, то есть выполняла всю работу по дому — кроме готовки. Ей приходилось готовить только в тот день, когда служанка стирала белье.
Мать считала моральную поддержку Коры неоценимой, ибо в часы испытаний девушка неизменно оставалась веселой, бодрой и вселяла уверенность в хорошем исходе. Кроме того, она считала состояние отца не таким уж серьезным.
По ее словам, старина Слоан преувеличивал. Кора передразнивала его серьезное выражение лица, походку и манеру одеваться, так что в конце концов миссис Мэдисон помимо своей воли начинала смеяться. «Кора — лучик солнца в нашем угрюмом доме, если бы не она, я бы всего этого не пережила», — думала мать семейства.
Как ни странно, Эдрик с трудом переносил приподнятое настроение Коры. Не потому, что веселье сестры казалось ему неуместным в нынешних печальных обстоятельствах (такая мысль не приходила ему в голову), а потому, что за годы затяжной домашней войны Кора обычно веселилась в те моменты, когда нечестно одерживала над ним верх. Привычка брала свое, и поэтому Эдрика раздражало счастье сестры, и он испытывал к ней сильную, хотя и безотчетную неприязнь. Кроме того, он подозревал, что источником необычной радости была какая-то тайная любовная интрижка.
Раздражение и злость мальчика то и дело выплескивались наружу. Как-то вечером за ужином, в минуту безрассудства, он разразился только что придуманными стихами о телячьих нежностях и смотрел при этом прямо на Кору.
За столом присутствовала сиделка. Кора встала и вышла из комнаты, а Эдрик чуть позже получил нагоняй от Лоры. Она пригрозила, что если он продолжит в том же духе, то перейдет в полную власть Коры.
— Кора знает, что с тобой случилось нечто странное и что мне известны подробности, — напомнила Лора брату. — И она уже говорила, что не очень-то по-сестрински с моей стороны хранить все это в тайне. Да-да, Эдрик, между прочим, я все видела собственными глазами, так что вполне могу передать эту историю Коре. Я не буду этого делать, пока ты меня не вынудишь. Будь вежлив и сохраняй мир в доме, по крайней мере, пока папа болен. Сейчас это необходимо… Имей в виду, не в твоих интересах, чтобы я заговорила!
У мальчишек, конечно, долгая память. Но они не могут постоянно помнить о надвигающейся угрозе разоблачения, потому что юность быстро свыкается с опасностью. Эдрик успел обдумать неприятный эпизод с сумасшедшей Лолитой с разных сторон и забыть о нем. Случившийся позор казался ему делом далекого и туманного прошлого.
В тринадцать лет время течет быстрее. Вдобавок ко всему, его безупречное поведение в последнее время и так было серьезным испытанием на прочность. Его натура требовала решительных действий. Он устал покорно подчиняться приказам Лоры — до того, что ночами, лежа в постели, мечтал покрыться какой-нибудь сыпью и никогда не выходить из комнаты. Однако дни шли за днями, на лице мальчика не появлялось ни одного пятнышка, и ему приходилось выполнять все, что скажет