Ричард читал с растущим беспокойством, поднял голову и нахмурился. Он надеялся, что Лора не станет публиковать эти записи, как Мария Башкирцева. Это слишком интимно, даже если изменить имена.
«…хотя они собираются пожениться. Иногда мне кажется, что Рэй влюблен, но чаще я думаю, что он испытывает злость и ярость. Они часто кричат друг на друга — в причины не важны. Он думает, что безумно влюблен, и безумно ревнует. А я думаю, что всякая ревность безумна. И только в любви заключен здравый смысл. Любовь не может быть безумной, и поэтому я не ревную тебя. Я обязана тебе жизнью — ведь я просто не жила до тебя».
Следующая запись была сделана через два дня.
«Сегодня мы вместе с Корой проходили мимо твоего дома. Я смотрела на твою парадную дверь, твою дверь. Не думала, что дверь может быть такой привлекательной. Бессознательно я не сводила с нее глаз, и в конце концов Кора засмеялась надо мной. Тут я очнулась и увидела, что сестра внимательно смотрит прямо на меня. Как будто я вернулась из дальнего путешествия и на секунду просто остолбенела. А Кора продолжала смеяться надо мной, и я покраснела, и принялась лепетать какое-то глупое оправдание, что твой дом перекрасили. Кора засмеялась еще громче.
Тогда я испугалась. Вдруг она поняла? Интересно, могла ли она это понять? Надеюсь, что нет. Я очень сильно люблю ее, но предпочла бы, чтобы она ничего не знала. Мое чувство я буду хранить втайне от всех, слушать музыку ангелов в своем сердце. Пусть ангелы поют о тебе. Надеюсь, сестра ничего не поняла. И все же боюсь, что она поняла. Почему я так боюсь?»
«Прошло два дня с тех пор, как Кора заметила, что я смотрю на твою дверь. А десять минут назад я сидела на крыльце рядом с тобой настоящим! Я все еще дрожу. Я задрожала, когда увидела, как ты идешь по нашей стороне улицы в лунном свете. Ты свернул к нам на дорожку, и я в ужасе вбежала в дом. Даже не знаю, как у меня хватило голоса, чтобы поздороваться с тобой. Кажется, у меня вообще не осталось дыхания. Я испытала такое облегчение, когда Кора села на стул между нами и начала разговаривать с тобой. Я была бы не способна на это. Куда лучше слушать твой голос — такой глубокий, тихий, похожий на твой взгляд.
Я слышала, как Кора спрашивает тебя, почему ты так долго к нам не приходил, а потом спросила: „Это потому что я вам не нравлюсь? Иногда вы смотрите на меня так, как будто ненавидите“ Мне не хотелось, чтобы Кора это говорила. Как будто ее особенная интонация унижала тебя. Я очень люблю сестру и хотела бы. чтобы она лучше понимала тебя и не разыгрывала с тобой эти маленькие очаровательные шутки. Ты такой хороший, такой глубокий человек! Ты мог бы стать ей настоящим другом. Это лучшее, что может случиться с Корой, ведь у нее никогда не было друга-мужчины. Может быть, именно к этому она и стремится? Может быть, иного способа она просто не нет? Сестра может быть такой доброй, я хотела бы, чтобы ты увидел в ней эту сторону.
Потом, когда Рэй больше не мог разговаривать со мной и увел Кору на другой конец веранды, я осталась каком-то смысле наедине с тобой. И что же? Я просто потеряла дар речи. Ты молчал, а я онемела. Сердце мое говорило, оно так сильно билось в груди. А я все лепетала тебе какую-то ерунду. И все же я была счастлива просто потому, что ты рядом со мной. Я могла бы сыграть на фортепиано все свои запутанные чувства, но это ничего не даст. Словами же они выражались простыми: „Он здесь! Он здесь!“ Ну, говори же, глупая! Он здесь, он здесь! Он сидит рядом с тобой. Говори, глупая, иначе он никогда не вернется. Он здесь, он рядом с тобой. Можно протянуть руку и прикоснуться к нему. Неужели ты разучилась говорить? Он здесь! Он здесь! Он здесь!
Когда-нибудь я найду для тебя слова, но не раньше, чем привыкну к этому внутреннему певучему гимну. Но пока это не произойдет, мне лучше помолчать.
И несмотря на мое молчание, на мою окаменелость, ты обещал прийти еще! Ты сказал: „Скоро приду“! Я только кивнула, а Кора с другого конца веранды спросила: „Как скоро?“ О, я благословляю ее за это, потому что ты ответил: „Послезавтра!“
Послезавтра! Послезавтра! Послезавтра!»
* * *
«Двадцать один час прошел с тех пор. как я написала, — нет, с тех пор как а пела „Послезавтра!“. И вот теперь уже завтра мы увидимся. О, какой это был медленный золотой день! Я не могла оставаться в доме! Я шла, нет, летела по улице — рядом с тобой! Потому что ты во всем, что меня окружает. Раньше я не видела, что небо синее. Нежнейшие, белые-белые облака проплывали в этой синеве, и я плыла прямо по ним! О прекрасное небо, и добрый зеленый лес, и благословенная белая от пыли дорога! Никогда в жизни не забуду эту прогулку — прогулку с моей любовью, с тобой! Завтра! Завтра! Завтра!»
Следующая запись появилась только через два месяца.
«Я решила продолжить дневник. Все тщательно обдумав, я пришла к выводу, что он никому не причинит вреда и поможет мне оставаться стойкой и разумной. Я не хочу ничего дурного. Я читала, что слезы облегчают страдания. Но я лучше буду записывать свои чувства и так избавлюсь от глупой жалости к себе. Как странно, даже если мы все раскладываем по полочкам у себя в голове, все равно не можем избавиться от абсурдных чувств, таких как самосожаление. Притом что все понимают, как это глупо.
Да, лучше я выпущу все здесь, а потом, когда полностью излечусь, сожгу эту смешную старую книжицу. Сожгу еще до твоей свадьбы с Корой.
Девочки такие забавные. Они с детства думают о замужестве — мечтают о женихе. Мы с Корой начали обсуждать эту тему, когда ей было лет пять, а мне семь. Взрослые девочки, как правило, не мечтают об участи старой девы. Самые непривлекательные из нас планируют замужество точно так