Существо, которое нынче имело человеческое обличие и казалось ей отражением её собственного пути — битв, потерь, разочарований, — сейчас с какой-то тихой нежностью взирало на совершенно незнакомую ему женщину. Хотя, какая женщина… Заготовка под оную. Княгиня даже хмыкнула:
«Неужто я ревную? И кого? Демона — к малолетней японской вертихвостке? Я отжила свой век, чтобы занимать сердце, душу и мысли подобными глупостями!» — оборвала она себя, хотя всё же внутренне признавала, что Кхимару, или же Хильмерик, как обозвал его правнук, был ей интересен. Не часто встретишь существо, столь сведущее в химеризма и химерологии. Они общались более чем на равных; они понимали друг друга местами с полуслова, а иногда и с полумысли.
Единожды даже она словила себя на мысли, что, будь она помоложе, будь у неё в наличии магический источник… Внешность можно было бы поправить, чтобы соответствовать… Но тут же она обрывала себе подобные мысли:
«Если уж быть верной, то до конца. В моём возрасте какие-либо чувства, кроме родственных, уже были бы глупостью и последними искрами на груде пепла жизни, души и магии».
Но та затаённая нежность, с которой взирал Хильмерик на японку, всё равно казалась ей, Елизавете Ольгердовне, неуместной.
— Вы знаете, — произнёс Кхимару утвердительно, даже не обернувшись, когда Елизавета Ольгердовна стояла на входе в палату, облокотившись предплечьем на дверной косяк.
— Да, Юрий всё мне рассказал, — княгиня намеренно сделала паузу. — В пределах возможного.
— И вы не отказались от родства с ним?
— Он моя кровь, и он моя плоть. Если мне не изменяет память, по этой же причине вы также решили его обучать. Что в таком случае должно было измениться в моём отношении? — княгиня умело вернула подачу демону, ожидая его аргументов.
— Знаете, люди — весьма своеобразные создания. Их психологические реакции частенько бывают неадекватны в силу невозможности принятия некоторых аспектов бытия. Потому и уточнил, — совершенно по-человечески пожал плечами демон. — Изменилось ли ваше отношение после всего ко мне?
— Нет. Вы мне всё так же интересны как маг моей специализации. Но я, как и раньше, стою на своём: если вы попытаетесь причинить вред моему правнуку, я не посмотрю на то, сколько у вас голов: одна или три. Я откручу их все.
Демон тихо рассмеялся.
— Вот за это я вас безмерно уважаю. Ваша сила — не в магии. Ваша сила — во внутреннем стержне. Вы не боитесь смерти. Вы не боитесь разочарований. Вы не боитесь потери магии. Вы всё это уже пережили, и не раз. Единственное, чего вы боитесь, — это не уберечь правнука с правнучкой, ведь так?
— Не спорю, вам с вашими возможностями виднее, — не стала отпираться княгиня. — От нашего рода остался лишь пепел, который стал удобрением для того, чтобы появилось два чудесных ростка в виде Эльзы и Юрия. Если нужно будет, я сама стану тем самым удобрением, которое даст толчок их росту. Но да, видеть, как погибают все близкие и родные тебе люди, один за одним, знать, что ты остаёшься одинёшенька в этом мире, хоронить и развеивать пепел самых близких… Я не хочу повторения этого.
— Как это мне знакомо, — едва расслышала княгиня очень тихий ответ демона.
— Она, — Хильмерик или Кхимару (княгиня уже даже в мыслях путала его имена), кивнул на японку, — очень похожа на мою дочь в одной из прошлых жизней. Именно поэтому я смотрю на неё так. Всё равно что увидеть дух, призрак. Но это не то и не другое. Это просто тело. Оболочка. Ведь призрак нёс бы хотя бы отпечаток былой личности, пусть и очень сильно упрощённый. Здесь же — совершенно чистый лист, совершенно другая жизненная история и душа, отбывающая собственное наказание за предательство, за самоуверенность, за нежелание учиться на собственных ошибках. Но мы-то с вами знаем, как иногда хочется верить глазам, а не сердцу. И пусть хотя бы в таких мелочах, в таких моментах, вспоминать о былом, о прошлом, которое само уже давным-давно развеялось пеплом. Свои семьи я потерял, но надеюсь, что у этого сосуда всё же будет шанс. Во всяком случае, пока она неплохо держится.
* * *
К своему патрону меня препроводил камер-юнкер принца и мой бывший коллега Никита Сергеевич Железин.
— На этом моя сегодняшняя работа окончена. Приятного вечера, Юрий Викторович, — попрощался он со мной и радостно, едва ли не вприпрыжку, отправился прочь.
Интересно, что это на него так повлияло? Я таким счастливым Железина и не помнил вовсе. Неужто влюбился? Или получил первый нормированный рабочий день на службе? Дворцовая служба, вопреки всеобщему мнению, была далеко не так проста и безоблачна, как могло казаться со стороны. Нервов здесь тоже хватало.
В кабинет к принцу я сперва постучался и лишь услышав разрешение, вошёл. Андрей Алексеевич сидел за рабочим столом и подписывал некие бумаги, периодически вчитываясь и хмурясь. Резолюции он писал размашистые и ни разу не короткие.
— Юрий Викторович, проходи, присаживайся. Я планировал всё-таки скорее разделаться с рутинными делами, но, к сожалению, матушка решила загрузить меня по полной, а потому мне ещё где-то с полчаса придётся разбирать этот бардак, — он указал на папку бумаг.
Навскидку, их было не столь много, но разбираться с ними всё равно пришлось бы, зная аккуратность и обстоятельность принца.
Я же окинул взглядом кабинет, перейдя на магическое зрение, и не увидел за стенами либо в схронах фальшпанелей наблюдателей, фонящих магией. Всё-таки ауры магов я научился различать, а вот артефактов в кабинете принца хватало с излишком: и на дверях, и в окнах, даже в дубовую столешницу рабочего стола были встроены некие артефакты.
Я сел на предложенное кресло и решил не мешать принцу закончить с делами. В конце концов, проведение альтернативного допроса может и подождать. Однако уже спустя пять минут принц снова взглянул на кипу бумаг и решительно закрыл кожаную папку с золотистым теснением по краям.
— Нет, всё, на сегодня точно хватит, — потёр переносицу Андрей Алексеевич. — Юрий Викторович, хотел бы, чтобы ты сопроводил меня сегодня в одно место. Считай, что на одну ночь вызвал тебя из отставки.
— А как же Железин? — осторожно уточнил я.
— Железин там точно был бы не к месту.
Я взметнул одну бровь в удивлении. Всё же я ожидал допроса, а не выполнения своих камер-юнкерских обязанностей, пусть и в отставке.
— Удивлён? —