— Заткните эту тварь! — хрипло взвизгнул Гасан. Но было уже поздно.
Воины медленно, но отступали от него прочь. Вокруг балтавара оставались лишь верные нукеры. Те, что держали данную ими клятву верности, хранили обет, даже убедившись неоднократно в лживости и подлости своего эмира. Но многие из них были слишком сильно повязаны с ним и его визирями, и на них было слишком много крови и грязи, чтобы начинать новую жизнь с чистого листа.
Потянулись из ту́лов-колчанов острые стрелы. Я слышал, как защёлкали за спиной самострелы, становясь на взвод. Все, не только Яновы, были готовы ударить залпом, выбивая вражьих стрелко́в. И вторым, выкашивая ещё четыре сотни. Но не довелось.
— Предатель, трусливый лжец, презревший волю Аллаха, умри! — со звоном фанатичного крика Ибрагима равнодушный голос толмача ничего общего не имел. Говорю же, кино в его озвучке я бы смотреть не пошёл.
И снова слишком много удачи сошлось в одном месте и в одно время, чтобы считать это просто совпадением. Очередным чудом назвать произошедшее было бы честнее. Внеочередным — ещё честнее. Памятуя о том, что ещё вчера вечером никто слыхом не слыхивал про Ибрагима, и в исходных четырёх вариантах финала его, разумеется, не было.
Он боялся зажигалки. Высекать живое пламя лёгким движением большого пальца у перевербованного получалось не каждый раз. А тренироваться больше маг русов запретил, объяснив, что огненный дух не любил, чтобы его тревожили по пустякам.
Он боялся шипения, искр, дыма и острого непривычного запаха огненного шнура — фитиля́.
Он боялся. Но удача была на нашей стороне. Как и Боги.
Славя Всевышнего, Ибрагим вскинулся с колен и швырнул в кольцо охраны дымившиеся свёртки, с двух рук, по-македонски. И отлетел назад, отброшенный слитным ударом в грудь десятка стрел. В нашем строю человек пять шевельнуло мечами, роняя под ноги те из них, что миновали тело диверсанта-фанатика и долетели до нас. Одним из пятерых был и Рысь, сбивший крылатую смерть в полушаге от Всеславовой груди. Кольчугу и доспех под ней не пробила бы и гранёная бронебойная, но проверять воевода, судя по всему, не собирался.
И в этот момент догорели фитили́.
Один заряд, тот, что Ян воткнул точно в брюхо великана Алмуша, грохнул тише. Но там и вес громовика был малый, под болт рассчитанный, чтоб далеко можно было закинуть выстрелом. И, как и тогда, в Юрьеве-Северном, ещё бывшим в ту пору Шлезвигом, результат того, как отработал средневековый подствольный гранатомёт, был крайне впечатляющим. Две двухкилограммовых шашки сработали громче. И эффектнее. Гораздо.
Как уж так вышло — не знаю. Наверное, дало знать о себе древнее правило о том, что новичкам всегда везёт. Гранаты легли по обе стороны от эмирова коня, плясавшего и бившегося в крепких руках стражников. И от них самих. И даже я бы теперь не взялся разбираться, где там кто. Вот, оказывается, что имел в виду тот гусар с отвратительным характером, кривоногий гвардеец-рахит из старинного шотландского рода, писа́вший: «смешались в кучу кони, люди».
На охнувший тяжко лёд Волги, раскрасившийся ярче и шире, чем на недавнем, ближнем к нам, полотне «Алмуш и верблюд. Фрагменты. Лёд, кровь, дерьмо, громовик», валились булгары. С воем, со стенаниями. Стоявшие ближе зажимали уши, тёрли яростно глаза, орали, не слыша себя самих. Гнат сплюнул на снег. Смотреть на это безумие и вправду было очень тревожно.
— Всевышний принял чистую душу воина Ибрагима, что искупил своей беспримерной храбростью все грехи. Грязного шакала Гасана и его присных Он отправил прямиком в Ад, не дожидаясь Страшного Суда, ибо судить их, осмелившихся обмануть и предать Аллаха, ни к чему. Вина их признана и доказана мной, Всеславом, князем Полоцким и Всея Руси.
Я различал в дёрганном бубнеже плакавшего переводчика только имена. И какие-то слова, звучавшие особенно звонко, вроде «Киямат» и «Джаханнам», значения которых не знали ни я, ни сам Чародей. Оставалось только надеяться на то, что полумёртвый от ужаса толмач как-то адаптирует христианские перспективы к мусульманским, в которых мы разбирались довольно поверхностно. Но, вроде, там должно было быть что-то похожее.
Всадники спешивались и становились на колени. Стрелки́ и пехота с саблями и ятаганами швыряли оружие прочь, будто оно начинало жечь им руки. И падали на лёд десятками. Сотнями. Рысь длинно выдохнул, чудом не произнеся ни единого слова.
— Всевышний свидетель моим словам, воины Булгара. Я сохраняю жизни каждому из вас, как и обещал. Всем, кто отказался поднимать оружие на Правду, исполняя приказ лжеца и предателя. В том, чтобы принять волю Небес, нет стыда и бесчестия. Поэтому в моих глазах и в глазах моих воинов вы — честные и достойные мужчины. Злая воля и обман поставили нас друг напротив друга. Но не судил Бог свершиться кровавой резне, не довёл Он до того, чтобы гром и молнии разорвали в кровавые клочья и брызги всех вас до единого. И тот, кто преклонил колена, пусть знает: не передо мной он стал на них. Не перед моим верным воинством, где один сто́ит тысячи. А перед волей Господа, перед Правдой русской земли! Которая, случись беда, вся встаёт на помощь сынам и друзьям!
И князь-Чародей, князь-оборотень, Всеслав Русский завыл, подняв глаза к Вечному Синему Небу. К Деду-Солнцу. И вой его подхватила вся дружина, стоявшая за его спиной.
Продолжали оседать на снег и лёд булгары, отшвыривая оружие. Глядя на невозможное, невероятное чудо, каких не было ни в притчах, ни в сказаниях, ни в легендах.
Падали плетёные щиты, вроде тех, что скрывали до поры́ тогда Ждановых копейщиков и Яновых стрелков, поставивших жирную красную точку в истории Изяслава и воеводы Сецеха, пришедших во главе ляшского воинства по Днепру под Вышгород. За щитами, облепленными снегом и льдом, обнаруживались сотни русских ратников, появлявшихся словно из-под земли, как и говорил их жуткий повелитель. У некоторых в руках горели факелы. Нетопыри давно перенацелили тяжёлые бронзовые стволы с уничтоженного правого крыла на левое и оставшиеся группы в центре. Но, кажется, миномётного обстрела уже не требовалось.
Над их головами на берег Волги выходили один за другим отряды. И их было не перечесть.
По центру стоял полк бородачей в серых меховых накидках. Они сжимали копья, рогатины, лу́ки. И выли, задрав головы, так же, как Чародеева стая внизу, под берегом.
Справа от них были великаны в буром и