— Ну, не княгине, а королеве, дочери норвежского славного ярла, — отдышавшись и утерев выступившие слёзы, начал я тихо. — И не задницу, а ногу левую, в двух местах. Жи́ла кровеносная лопнула у неё, чудом вовремя успели.
— И хороша ли задница? — не унималась Дарёна. Но и я, и Всеслав видели, что в шутку, хоть и скрывая это тщательно.
— Да не глядел я особо, Дарён. Надо было от другой жилы в ноге кусок выкроить да тот, дырявый, заменить. Там не до смотрин было. Ты вот что, коли интерес имеешь — у Гнатки спроси! Я ему пальцы уложил на сосуды те, что пережимать надо было, велел глаз не спускать. Он, бедный, с лица аж спал, по́том весь покрылся. Но если кто и разглядел что задницу, что передницу, то только он, — перевёл я стрелки на друга.
— Вот всю жизнь они так! — сокрушённым шёпотом обратилась жена к сыну. — Что ни спроси — всегда темнят, друг на дружку сваливают, да притом выгораживают один другого так, что ни людей, ни Богов не боятся. Доведут Они — и тебе, сынок, такой друг по пути, по судьбе встретится, чтоб жизнь да честь твою пуще своей берёг… Ступайте уже. Забот у вас уж верно побольше Гнаткиных будет. А я посплю чуть, ноги еле держат.
Великая княгиня потянулась, встав на носочки. Белая долгополая льняная рубаха приподнялась, показав ступни и голени, тонкие, точёные. Заведя руки за закинутую назад голову, пустила она волной дивные светло-русые волосы, жмурясь от удовольствия, разводя локти, натягивая ткань и разводя во́рот на груди. А я только что не бего́м рванул из горницы, понимая, что ещё миг, полмига даже — и князь отсюда до обеда не выйдет. До завтрашнего.
* * *
Возможные вариации на тему великой княгини Дарёны Васильевны Полоцкой,
обсуждение в комментариях приветствуется)
Глава 3
Вот и оставляй их одних!
Гнат, державший стопку берестяных листов, которые изучал на ходу, рассы́пал все, кроме одного.
— Взбесился, что ли? — спросил воевода, глядя почему-то не на князя, а на Вара, стоявшего за его спиной. Тот, видимо, ухитрился что-то изобразить на каменном как обычно лице, и Рысь убрал обратно за голенище засапожник, что будто сам впрыгнул ему в ладонь.
— Чего носишься, как полоумный? Белены объелся? Будто не отец четверых, а впервые до бабы дорвался, — брюзжал он, собирая упавшие, наверняка важные, документы.
— Айда перекусим чего-нибудь, да там и поговорим, кто чего объелся, — отозвался Всеслав, помогая собирать листы.
— Вот это я понимаю, государственный подход! — одобрительно закивал он. — Пожрать-то — первое дело, ясно. Кто я такой, чтоб с великим князем спорить, тем более, когда и сам согласный полностью?
Судя по говорливости, привычно-лёгкой, ничего срочного снова не было. Поэтому до гридницы, зала заседания Ставки, шагали быстро, болтая о ерунде. Оттуда навстречу вышла, поклонившись, зав столовой. И если б не был я свидетелем утренней сцены, нипочём бы князь не разглядел в полумраке чуть припухшие веки и красноту на белка́х глаз. А так — заметил. Но промолчал, кивнув в ответ. Не пришло ещё для разговора время. И не ему следовало тот разговор начинать.
Начали с чего попроще.
— Чего там с корелами? — спросил Всеслав, отодвигая миску и поднимая кружку с любимым морсом. Холодный был, аж зубы заломило. Знала Домна, чего нести на стол.
— Мир-дружба, как вы говорите, — с готовностью отозвался воевода, вытягивая из стопки нужный лист. — Глебка с их старшими всё обсудил, сказал, с тобой поговорит, а ты уж им сам волю свою объявишь. Мехов у них богато, ягоды всякой, грибов — косой коси. Только возить не́чем, лодчо́нки рыбачьи много не возьмут, а на их лосях сюда сушей переть долго.
— С Хагеном говорили, помнишь? Он там с какими-то своими северянами крайними тоже меняться начал, вместо того, чтоб друг в дружку стрелы метать. Узнать надо, нет ли там родни чьей, друзей да побратимов? Они бы, корелы, к одной какой-нибудь бухте свозили всё раз в три луны, к примеру, а мы бы там забирали, он — к себе, Варяжским морем, мы — к себе, Нарвой ко Пскову или прямиком в Юрьев, наш который, Русский, — задумался вслух князь.
— Это вы без меня с сыном решайте, мне в ваши купи-продай без радости играть, я там не соображаю ничего, — открестился сразу Гнат. — Моё дело — узнать, сколь воев они выставить готовы, каких и в какой срок. А лишнего мне и даром не надо.
— Да ясно, это я так, сам с собой думаю, — отмахнулся Всеслав.
— Сподобили ж Боги увидать того, кто сам с собой втроём аж думает, — буркнул Рысь, вынимая другой лист. — Ромка в гости плывёт. Кабы нам Двина-матушка сама не помогала, да Стрибожьи внуки паруса не надували так туго, в одно время с ним пришли бы. А так, вишь, дня три ему ещё тянуться.
— С во́локом тем, где Шишка сидит, что? — вернувшемуся домой Чародею сразу пошли на ум все оставленные дома проблемы и задачи по их снятию. Канал «Днепро-Двин» был одной из таких задач. И название хорошее вышло. Не «Волгобалт» конечно, но приятное, тёплое, мне напоминало почему-то о доброте и гостеприимстве армян. Словом «Двин», наверное.
— Отлично всё, как ты любишь, — воодушевлённо начал Гнат, доставая ещё один лист, заглядывая в него, чуть прищурившись. — Нету там больше во́лока.
— А Шишка? — только и смог переспросить князь, закашлявшись.
— Шишка есть, как же без Шишки? — успокоил друг, обошёл стол и хлопнул пару раз по спине.
— Чего успели за лето? — Всеслав благодарно кивнул и повёл плечами. Рука у Гната если и была мягче чуть, чем конское копыто, то… то давно это было.
— Оба отрезка сладили, на том, что ко Двине ближе, Глеб сам последнюю перемычку земляную порушил, как ты велел. Быстро вода набралась, народ поворчал, было: колдовство, мол! Да Буривоевы с Ива́новыми там быстро разъяснили всем эту, как её…
Гнат поднял глаза от документов на друга, ища подсказки.
— Линию партии? — хмыкнул Чародей, вспоминая понравившиеся решительные слова и мои воспоминания, связанные с ними.
— Её, ага, точно! — удовлетворённо кивнул воевода. — Ну и мои в пару особо буйных голо́в снаружи постучали вежливо, чтоб там внутри всё как положено улеглось. Рад теперь народ, что ты! Там лодьи