Теперь он понял. Когда Астина говорила, что уйдет, его сердце сжималось от разочарования. Ему была ненавистна сама мысль, что для нее он лишь один из многих. Несмотря на все пережитые потери, монстр внутри него все еще боялся боли. Ее холодная готовность покинуть его казалась предательством, хотя разум твердил, что она имеет на это право.
«Ты подошла ко мне ближе всех, так почему же так легко готова уйти?» – невысказанная мысль жгла его изнутри.
Териод глубоко вдохнул, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить, как много она для него значит. Он мог бы предложить ей целый мир, но знал, что ее душа, запертая за непроницаемым взглядом, остается для него загадкой.
Глаза Астины наполнились безразличием, и оттого Териоду почудилось, будто ледяная рука сжала его сердце. Он не знал, какими словами разрушить эту отчужденность. Все это время ему казалось, что он говорит с глухой стеной – огромной, неподвижной, безответной.
Териод уставился в пол, но затем медленно поднял голову. Его плечи поникли, словно силы полностью покинули его.
– Вы будете плакать, если я вдруг умру? – тихо спросил он.
– Не понимаю смысла вашего вопроса.
– Люди плачут, даже потеряв любимую собаку, – продолжал Териод, с трудом подбирая слова. – Я спрашиваю, важен ли я для вас хотя бы как питомец?
Взгляд Астины был полон удивления – казалось, она сочла вопрос неуместным.
– Странный вопрос. Как я могу не грустить? – ответила она, но в ее голосе не было тепла, лишь сдержанная вежливость.
– Я имею в виду… – начал Териод, но замолчал, проглотив слова. Казалось, что он унижается, вымаливая ее внимание. Он вдруг осознал, как жалко выглядит. Он возвел Астину на пьедестал, но сам был для нее лишь песчинкой – не более. Он не был ей важен. Эта простая истина обожгла его. Лицо вспыхнуло от смеси боли и стыда.
– Довольно, – резко бросил он, поднимаясь.
С силой дернув ручку, он вышел, ознаменовав это гулким хлопком двери. Астина посмотрела на пустое место, где он стоял еще секунду назад, но спустя мгновение в ее взгляде уже читалось привычное равнодушие.
Утро дворецкого Оливера по обыкновению началось рано. Проверяя запасы в кладовой и пересчитывая бутылки с различными напитками, он ловил себя на мысли о предстоящем мероприятии. На первом за долгие месяцы семейном ужине должны были собраться эрцгерцог с эрцгерцогиней и Артур. Раньше из-за проклятия Териода подобные встречи казались невозможными, но что-то подсказывало: момент близок. Закончив приготовления, тихо напевая, Оливер направился в кабинет, чтобы открыть окна перед приходом хозяев.
– Батюшки мои! – вскрикнул он, едва переступив порог. В кабинете уже кто-то был, но спинка кресла скрывала фигуру. Лишь подойдя ближе, Оливер разглядел Териода. Тот сидел, подперев подбородок рукой, и смотрел в окно, погруженный в свои мысли.
Оливер, с трудом переводя дух, спросил:
– Вы так рано встали, ваше высочество?
Даже для трудолюбивого эрцгерцога шесть утра было слишком ранним временем. Вдруг Оливер заметил, что стол перед Териодом абсолютно пуст. Никаких документов, никаких дел. А если эрцгерцог не работал, то зачем же тогда пришел в кабинет?
– Ваше высочество, как давно вы здесь? – осторожно спросил дворецкий.
– Наверное, с полуночи… – неуверенно ответил Териод.
С полуночи? Оливера осенило: эксперимент удался! Териод рассказывал, что попытается сохранить человеческий облик ночью, и, судя по всему, добился в этом успеха.
– Значит, теперь вы можете оставаться человеком и ночью! – радость переполняла пожилого слугу.
Но Териод молчал. Его лицо оставалось мрачным. В кабинете повисла неловкая тишина. Пытаясь разрядить обстановку, Оливер добавил:
– Кажется, у вас хорошее настроение.
– Неужели? – саркастично отозвался Териод.
Плечи Оливера поникли, и он, понизив голос, признался:
– Честно говоря, вы выглядите ужасно.
Лишь тогда на лице Териода мелькнула улыбка. Услышав его тихий смех, Оливер осторожно приблизился. Потирая усталые глаза, эрцгерцог повернулся в кресле.
– Подать вам чаю? – предложил дворецкий.
– Было бы неплохо, – кивнул Териод.
Оливер быстро вернулся с горячим чайником, полным заваренных трав от бессонницы. Его морщинистые руки ловко управлялись с посудой, но взгляд не отрывался от господина. Комнату наполнил теплый аромат. Сделав глоток, Териод слегка расслабился. Пальцы машинально постукивали по краю стола, но затем замерли.
Неожиданно Териод спросил:
– Она ненавидит меня из-за того, что я чудовище?
– Простите? – Оливер растерялся, будучи не в силах уловить нить разговора.
Но вопрос, похоже, был риторическим. Словно размышляя вслух, Териод с горькой уверенностью в голосе продолжил:
– Впрочем, глупый вопрос. Кто бы смог полюбить монстра?
– О чем вы, милорд? – недоуменно переспросил Оливер. Женщина, о которой говорил Териод, могла быть лишь эрцгерцогиней. Единственный «роман» в жизни эрцгерцога – это навязанный брак, заключенный не по любви, а по воле обстоятельств.
– Вы поссорились с эрцгерцогиней? – осторожно поинтересовался Оливер.
Териод покачал головой, но его лицо, омраченное тенью, выдавало внутреннюю борьбу. Он глубоко вздохнул:
– Мы не ссорились, Оливер. Просто я упустил нечто очевидное.
– Не понимаю.
– Хоть наш брак и заключен по принуждению, ей, должно быть, невыносимо видеть мужа, полдня пребывающего в облике монстра.
Оливер замер. Слова Териода звучали логично, но не соответствовали действительности. Их эрцгерцогиня была личностью неординарной. Териод не мог помнить, что происходило с ним в зверином теле, но Астина никогда не проявляла отвращения к «чудовищу». Напротив, казалось, что волк вызывает у нее куда больше симпатии, чем сам Териод.
Скептически приподняв бровь, Оливер решил возразить:
– Полагаю, эрцгерцогиня скорее предпочитает вас в зверином обличии, господин.
Териод горько усмехнулся, приняв слова за утешение.
– Не нужно жалеть меня, Оливер.
– Я говорю серьезно, – настаивал тот. – Эрцгерцогиня всегда заботилась о вас. Она боялась, что вы почувствуете себя одиноко, и потому держала рядом с собой. Разве вы не заметили подушки в ее кабинете? Вяленое мясо, приготовленное специально для вас? Все это – знаки ее внимания.
Териод невольно задумался. Перед глазами всплыли воспоминания: клочья звериной шерсти в кабинете эрцгерцогини, следы лап на полу, мягкие подушки, пахнущие домом. Он вспомнил, как однажды, увидев шерсть повсюду, пришел в ужас, но теперь эти детали складывались в иную картину. Если бы эрцгерцогиня испытывала неприязнь к его звериной сущности, разве стала бы так заботиться? Разве не проще было бы запереть его в железной клетке и забыть о нем?
Но она выбрала остаться рядом, ухаживала за ним. Возможно, она и правда не презирала чудовище внутри него.
«Но тогда почему? Почему она хочет уйти?»
Териод окончательно запутался.
Он был уверен, что без труда исполнит любое желание