Но все обращённые к нему лица говорили об обратном.
— Слушайте, — защищался Юдичев, — он поможет, ясно? Тони, конечно, тип не особо приятный, но слово своё всегда держит. Он даст нам нужное количество ватт.
— Ну, будем на это надеяться, — не без надежды в голосе произнёс Матвей. — Да и выбирать-то, собственно, не из чего.
— Поганая станция, — фыркнул Тихон, — и люди там — говно.
— О, это чистейшая правда, — подхватил Юдичев. — Там мерзавец мерзавца погоняет. Но и хорошие люди там водятся.
— Я многое слышала про «Палмер», — Надя с недоверием смотрела на красную метку на карте с месторасположением станции, — и не горю желанием появляться там с Йованом.
— Тебе и не надо будет! Посидишь и переждёшь на корабле, пока дядя Максим всё не разрулит. Я, может, даже мелкому куплю какую-нибудь игрушку или новую соску!
— А не свалит ли этот дядя Максим при первой же возможности? — спросила Маша и заставила Юдичева закатить глаза. — Ты ещё в Москве все уши прожужжал этим «Палмером». Что-то мне подсказывает, что едва только ты ступишь на территорию станции…
— До чего же сучье у тебя мнение обо мне, — прошипел Максим. — С тех пор прошло сколько, десять месяцев? Может, многое поменялось.
— Вот уж не знаю. Не зря же говорят: горбатого могила исправит…
— Маш. — Матвей взглянул на неё с укором. — Довольно.
— Да и пошло оно к чёрту, — махнула рукой и направилась в сторону выхода. — «Палмер» так «Палмер».
Дверь за ней громко захлопнулась, и для Матвея это стало своего рода сигналом к назревающей обиде с её стороны.
Надя вышла вслед за Машей.– Ох, и не нравится мне эта затея, — сказала Надя, — но, видимо, другого выхода у нас и вправду нет. Пойду проверю, как там Йован.
— Грёбаный цирк, — проворчал Юдичев и повернулся ко всем спиной, перекладывая курс на панели управления. — Могила исправит… Да катись ты…
Матвей наблюдал, как ненависть разливается по телу капитана. Кажется, тёркам между ним и Машей не будет суждено закончиться никогда — даже если завтра все мерзляки разом сдохнут.
Эрик стал расспрашивать Лейгура о «Палмере». Тихон уже стоял рядом с Максимом и молча наблюдал, какие кнопки тот нажимает.
— Вечно у неё все виноваты, — тихо проговорила стоявшая рядом Арина, — хотя у самой рыльце в пушку. Батареи потеряла ещё тогда, в Москве, а ведь мы могли с их помощью…
— Хватит, — оборвал её Матвей и сжал пальцами переносицу. Все эти скандалы порядком били по голове, вызывая тупую боль в затылке.
— Что «хватит»? Я говорю по факту. Не просри она в тот день батареи, мы…
— Я не об этом! — Матвей взглянул в её глаза, блестевшие неприязнью.
Все прервали свои разговоры и повернули головы в их сторону. Матвей взял за руку Арину и силой вывел в коридор.
— Чего ты хватаешь меня⁈ — она вырвала руку.
— Давай, отвечай мне, — потребовал Матвей.
— Да что я должна тебе отвечать? — сопротивлялась Арина.
Матвей и понимал, что она прекрасно его поняла. Ну раз и дальше пытается гнуть свою линию, так он спросит её напрямую:
— Откуда у тебя столько злобы к Маше? Чего она тебе такого сделала?
— Нет никакой злобы, — возразила она и повернулась к нему спиной.
— Нет, говоришь? Почему же тогда я то и дело наблюдаю, как ты огрызаешься в её сторону — ещё с тех самых пор, как мы оказались на Шпицбергене?
— Тебе показалось. — Она зашагала к выходу, но Матвей схватил её за плечо.
— Арина!
— Отвали!
Она снова стряхнула его ладонь и быстрым шагом направилась вниз по лестнице. Оставшийся один, Матвей страстно пожелал пнуть чего-нибудь в гневе, но рядом не оказалось ничего подходящего, поэтому он обошёлся лишь громким крепким словом и выпустил каплю скопившегося за столь короткий срок гнева наружу.
Легче не стало.
* * *
Прошло несколько действительно холодных дней. Как и условились, всю систему отопления на корабле пришлось отключить с целью перенаправить энергию в работу двигателя. Исключение сделали лишь для каюты Нади и её малыша. Все же остальные ограничивались тёплой одеждой или огнём из самодельных ламп на китовом жиру.
Теперь все разговоры сопровождались облачками пара изо рта и трением озябших рук. Лица побледнели, носы шмыгали.
Все лишь молились поскорее добраться до «Палмера».
Этой ночью Маша впервые за минувшие холодные дни сделала исключение и оголилась, сильно желая почувствовать тепло Матвея внутри себя. К тому же его объятия согревали лучше всяких курток и штанов, а горячее дыхание нежно ласкало уши и остальные части тела.
Когда они закончили, её бёдер коснулась приятная судорога, а вместе с ней десятки тысяч крохотных иголочек ласково стали покалывать от макушки до пальцев ног. Затем всё тело накрыла жаркая волна, которая потом медленно сползала с неё, подобно шёлковому одеялу.
Секс помог отвлечься, забыть о крахе изначального плана попасть на «Прогресс». Но стоило только приятному ощущению последней каплей покинуть её тело, как в голову сразу ворвались размышления: «Что делать дальше, когда мы доберёмся до „Палмера“? Как потом добраться до „Прогресса“? А если и доберёмся, то как…»
— Расскажи… — его голос коснулся её уха.
— О чём?
Он облокотил голову на руку.
— Ты смотришь в потолок уже минут пять, почти не моргая. Ясное дело, думаешь о чём-то. Вот я и хочу знать…
— Ты все эти пять минут смотрел на меня и ничего не говорил?
— Ну да. Любовался твоей красотой.
— Подлиза.
Он ласково ущипнул её за плечо, она ответила тем же. Маше вдруг снова захотелось почувствовать его в себе, в очередной раз забыться, прогнать все эти настигающие размышления прочь, но те упорно сопротивлялись.
— Всё пытаюсь думать, как нам вернуть «Копьё», — прошептала она, положив голову ему на плечо. — Если Буров выжил и ему удалось добраться до «Звёздной»… понятия не имею, что нам делать.
— Ты знаешь что-нибудь об этой станции?
— Совсем немного. Сама я там не была, но вот папа побывал там однажды, лет пять назад. По его рассказу живущие люди там считают себя… как бы так сказать… — Она стала перебирать в голове подходящее слово,