— Тогда спеши. Она уже здесь.
Джон протянул руку, и русский сжал её в крепком, почти братском рукопожатии.
— Ещё свидимся, Олбрайт.
Джон выдавил ответную улыбку, но внутри всё заледенело от внезапного предчувствия. Развернувшись, он шагнул в белую стену метели и почти мгновенно исчез из виду, оставив позади и призрачный корабль, и людей, которые ещё умели смеяться.
Глава 9: Три улицы
5 июля 1886 г.
"У Белого Безмолвия скверное чувство юмора"…
Олбрайт опустился в старое кожаное кресло. Мебель отозвалась сухим вздохом, выбросив в воздух облако пыли, копившейся здесь с его последнего визита. Джон устало положил фуражку на стол.
За окном имения Додсонов свирепствовала буря. Глядя на этот хаос, он понимал: надежды нет — Лондон обречен.
— На войне один знакомый как-то сказал мне: если ты научился отливать стоя, это еще не значит, что ты стал мужчиной, — глухо произнес он, обращаясь к присутствующим.
— А мой отец… — Хэнс обвел взглядом замерших в комнате людей, — …мой отец говаривал, что ты не мужчина, пока не взломал хотя бы один настоящий замок. Ведь так, будущие лондонцы?
По его сигналу они разделились. Группы быстро рассредоточились по трем главным артериям Вестминстера, ведущим к Трафальгарской площади: Стрэнду, Уайтхоллу и Мэллу. В каждой группе — тяжелая подвода, запряженная ломовыми лошадьми, и двое вооруженных мужчин.
Энергия юности наконец взяла верх над бесконечными тупиками и обманутыми надеждами. Сироты действовали слаженно: вскрывали замки, бесшумно ныряли в форточки и, словно дикие зверьки, переворачивали вверх дном каждую промерзшую комнату.
Апокалипсис обесценивал вещи так же стремительно, как война. Джон не раз видел, как замерзающие солдаты щепили антикварные столы и бросали в огонь изысканные наряды. Дрожащие руки смахивали с сервантов драгоценности ради пачки табака или корки черствого хлеба. Но к такой войне нельзя было подготовиться. Невозможно было привыкнуть к мысли, что последним шансом человечества на выживание станут эти дети.
— Ладно, давайте повторим еще раз, — Джон Олбрайт наконец отвернулся от окна. — Делимся на десять отрядов. Восемь уходят «обносить» Стрэнд и Мэлл, двое — на Уайтхолл. Туда отправлюсь я с Альфредом. Забираем всё, что поможет нам выжить в пути.
— Мы ведь тысячу раз это проговаривали, дружище, — успокаивающе отозвался Хэнс. — Дети уже запрягли лошадей. Они славные ребята, не подведут. Прогулка займет всего пару часов. Лучше думай о том, что нам предстоит сделать, когда мы оставим Лондон позади.
— И все-таки мне это не нравится, — заявил Биф. — Скверное предчувствие. Оно просто засело в мозгу и не желает убираться. Пока я буду возиться с этой чертовой машиной, ты отправишься с детьми грабить город! Это же…
— Это твой «старушечий» инстинкт, — отрезал Олбрайт, демонстративно подмигнув Бэйли. — Он у тебя развит сверх меры. Когда всё закончится, тебе всё-таки нужно будет выпить, дружище.
Уайтхолл встретил их давящей пустотой. Улица казалась бесконечной, вызывая приступ клаустрофобии: перекошенные дома сдавливали пространство, а их верхние этажи так сильно кренились друг к другу, что соседи из противоположных окон могли бы коснуться друг друга кончиками пальцев. Как и обещал Альфред, самый роскошный особняк стоял в самом конце, у границы района. Над ним возвышалась угрюмая четырехэтажная башня, а у подножия валялись камни, выпавшие из древней бутовой кладки.
Четверо мальчишек, ехавших верхом, прикрывали глаза руками, когда подвода ровнялась с очередным скоплением окоченевших тел.
Олбрайт достал револьвер.
Хэнс, шедший рядом, синхронно повторил его движение. Джон взглянул на друга и коротко кивнул.
Плечом к плечу, шаг за шагом они продвигались вперед. С тех пор как город распался на мелкие банды, опасность подстерегала за каждым углом, в каждом темном оконном проеме. Многие опустились так низко, что не брезговали плотью мертвецов. Жуткие болезни терзали последних выживших, и лишь лютый холод сдерживал полномасштабную эпидемию. Те же, кто сохранил рассудок, стали куда опаснее стай голодных волков, рыщущих по окраинам.
Когда группа остановилась у главных ворот, дети соскочили с лошадей и принялись помогать взрослым укрывать животных тяжелыми попонами. Если в этом новом мире и оставалась надежда на спасение, то без лошадей лондонцам было не обойтись. Сейчас даже сама возможность собрать припасы в дорогу зависела от этих выносливых созданий. Им тоже требовалась еда, но с каждым дюймом выпавшего снега добраться до промерзшей травы становилось всё труднее.
Внезапно где-то вдалеке, приглушенный воем метели, раздался звон бьющегося стекла. Наверняка группа О’Доннела уже принялась за работу.
Хэнс отошел чуть в сторону от лошадей и достал из глубокого кармана сигнальную ракетницу. Сухой хлопок — и в небо взмыл сияющий шар. Застыв в зените, он смутно напоминал давно позабытое солнце, окрашивая ледяную пыль в тревожный свет. Спустя мгновение еще две зеленые ракеты вспороли мглу с разных сторон, подтверждая: остальные на позициях.
* * *
Если бы отец Бифа узнал, что его сын — консерватор до мозга костей — собирается стать капитаном исполинского парового судна, он бы серьезно усомнился в здравомыслии отпрыска. Впрочем, сам Биф испытывал те же чувства, взирая на подготовку корабля.
Перед ним была симфония из тысяч шестерен и клапанов, тонн металла и болтов, затянутых так яростно, словно инженеры и впрямь готовились к концу света.
Это был ковчег! Настоящий ковчег новой эпохи.
«Больной ты сукин сын! — подумал Биф, в изумлении приоткрыв рот. — Ну и молодец же ты, Джон. Молодчина».
Те, кто строил это чудовище, будто знали наверняка, что ждет планету. Но где они теперь? На этот вопрос ни у кого не было ответа. Всё, что удалось разыскать в недрах ангара — это стопки чертежей и запасы ресурсов, способные поддерживать жизнь дредноута на пути к самой Арктике. Теперь им не хватало лишь провизии, теплой одежды и сотен мелочей, ради которых Олбрайт и остальные сейчас рисковали головами.
— За последние недели налёты стали обычным делом, — предупреждал Лэсли перед выходом. — Нападения участились и стали еще более бессмысленными в своей жестокости. Одичалые чуют, что их судный день близок, время на исходе, и потому торопятся оставить после себя лишь смерть.
Он поднял воротник тяжелой куртки и добавил тише:
— Не далее как три дня назад они истерзали имение Фокстонов. Сожрали всех. Даже детей.
Бор и его команда из пятидесяти человек цеплялись за последний шанс переломить ход войны с зимой. Вместо того чтобы замерзнуть в имении Додсонов, они трое суток работали без сна, готовя Дредноут к отплытию. За это время они потеряли чертову дюжину людей: кто-то погиб в стычках с мародерами, кого-то