— Камень могло выбросить через один из них, — озвучила Сьюзан то, к чему вёл Эмиль.
— Или он вообще сгинул в другой вселенной, а то и между таковыми, — добавил он. — Однако Кремль сейчас мобилизует все силы, чтобы прочесать каждый сантиметр близ указанных мест.
Надежда. Крохотная, почти ничтожная. Но всё же надежда.
Сьюзан этого было достаточно.
— У Братства сейчас нет ресурсов на такие масштабные поиски, — предупредил Эмиль, очевидно, заметив перемены на её лице. — Уж точно не под носом у толпы силовиков и военных. Это, — кивнул он на планшет, — всё, что я могу вам дать.
— Этого хватит, — заверила Сьюзан. — Спасибо, генерал. С остальным я справлюсь сама. Передайте, пожалуйста, всем, что меня какое-то время не будет.
И, не дожидаясь ответа, она развернулась в сторону двери.
— Удачи, доктор, — бросил ей в спину Эмиль. — Она вам определённо понадобится.
Глава 6
Всё началось с боли.
Жгучей и пульсирующей головной боли, от которой череп, казалось, вот-вот развалится на части. Будто бы кто-то взял раскалённый клин, приставил его Константину ко лбу и принялся забивать. Удар за ударом. Сантиметр за сантиметром.
Боль была настолько абсолютной и всеобъемлющей, что стала для Константина целым миром. Блаженное чёрное забытие сменилось этой раскалённой добела точкой. Никакого движения и даже никаких мыслей. Только боль. Боль, боль и боль.
А пульсация всё усиливалась.
Это походило на волны жара, исторгаемые жерлом древнего вулкана. Сперва они заполняли только голову, но уверенно распространялись и дальше. Шея, грудь, торс, руки и ноги. Чем больше проходило времени, тем большая часть тела захватывалась этим неописуемо болезненным чувством. Константин сгорал заживо. Он едва-едва это осознавал, но ощущал всё до мельчайших подробностей. Его плоть пузырилась, кровь вскипала, а кости плавились, обнажая самую душу.
Это длилось… сколько-то. Может быть целую вечность, а, может, ничтожный миг, что до этой вечности растянулся.
Но в какой-то момент посреди бескрайнего моря боли начали проявляться островки образов. Рваных и несвязанных между собой, но всё же существующих. Осколки мыслей, воспоминаний и чего-то ещё. Чего-то, что никогда не случалось. Но было таким желанным.
Константин увидел деревню и пруд. А ещё длинную гладкую доску, от которой оттолкнулся мальчишка и, недоделав сальто, ударился спиной о воду. Раздался смех. С полдесятка голосов слились в один доверху полный веселья.
Потом был спортивный зал. Ринг. Маты. Двое юношей по команде тренера начинают спарринг. Один чуть повыше, а другой более крепкий на вид. Они медленно сближались, ища дыры в защите оппонента, и делали пробные выпады. Лица у обоих напряжены. Всё очень серьёзно. Этот спарринг решал, кто из них поедет на соревнования. Место оставалось только одно.
Квартира. Старшеклассник и, по всей видимости, его мать. Они громко ругались. Мать отчитывала сына за поведение, плохие оценки и компанию, с которой тот по глупости связался. Парень же лишь отмахивался и огрызался в ответ, будучи не в силах привести хоть одного достойного аргумента. Ссора явно была уже далеко не первой. И, вероятнее всего, не собиралась становиться последней.
Очередная смена. Двое мужчин. Тяжёлое дыхание. Один стоял на ногах, а в правой руке у него покоилась окровавленная монтировка. Второй же лежал на полу с закатившимся глазами и уже не дышал. Где-то на фоне звучало что-то гудящее и протяжённое. Сирены. А ещё были крики. Напряжённые и чего-то требующие. Приказы. «Бросай оружие и сдавайся!»
Затем настал черёд тюрьмы. Охваченной пламенем, залитой кровью и полной немыслимых чудовищ. Как и предсказывали безумные пророки, Ад исторгся на Землю. Демоны жадно пожирали плоть грешников, а их повелительница возвышалась надо всем со своим сияющим мечом. Это был сам Сатана? Или же его супруга, или даже дочь? А была ли у дьявола семья? Могла ли она вообще у него быть?
Всё побелело.
Чистейшая белизна растянулась во всех направлениях став единственной константой наравне с неутихающей болью. Верх и низ, право и лево. Всё одно. Пустое.
Однако вскоре начало проступать что-то ещё. Мелкие мазки и ломанные линии. Очертания. Поначалу настолько смутные, что их с трудом получалось хотя бы вычленить, они постепенно становились всё более ясными. Что-то крупное и объёмное. Уже не только белое, а с примесью оттенков чёрного и серого. И это что-то двигалось.
Константин несколько раз моргнул и только в этот момент понял, что может это сделать. Он мог моргать. А значит, он мог двигаться. Хоть как-то, хоть чем-то, но… двигаться.
Взгляд понемногу фокусировался.
Голова всё так же раскалывалась, а тело горело, но тем не менее внешний мир всё же пробивался в сознание Константина, заставляя себя осмысливать. Понимание приходило медленно. Отвратительно медленно. Даже простейшие слова, способные описать им увиденное, Константину приходилось буквально выгрызать зубами у своего нехотя пробуждающегося разума.
Небо. Облака. Серые. Плывут. Чёрный. Точка. Птица. Много птиц. Летят.
Понемногу, совсем по чуть-чуть, но Константин проговаривал про себя то, что видел. И чем дольше он смотрел, тем больше открывалось деталей. А чем больше было деталей, тем более сложные конструкции для их описания ему приходилось придумывать. Отдельные слова уже не подходили. Требовались предложения. Сперва короткие и односложные, но уверенно трансформировавшиеся во что-то большее. Мало-помалу у Константина формировалась полноценная внутренняя речь.
И вскоре он смог-таки осознать своё положение.
Константин лежал на спине и смотрел в затянутое серыми облаками небо. Облака умеренно плыли слева-направо, из чего следовало, что дул ветер. Солнца Константин не видел, но света всё равно хватало. Значит, был день. Или утро. По крайней мере, точно не ночь. На краю зрения также проглядывались верхушки деревьев. Одни лысые с оголёнными ветками, а другие привычно зелёные. Но и те, и другие были щедро припорошены белизной.
Снег.
«Снег?» — с удивлением подумал про себя Константин.
Но на дворе же июль месяц. Какой ещё снег?
Константин медленно повернул голову влево. И это оказалось гораздо тяжелее, чем он ожидал. Ощущение было такое, словно его черепная коробка потяжелела килограмм эдак на десять-пятнадцать. Да и боль в моменте усилилась настолько, что пришлось зажмурить глаза, в уголках которых тут же скопились слёзы.
Но Константин своего добился. Когда взор его вновь прояснился, взгляду действительно предстал снег. Очень много снега. Но распределялся он как-то странно. Рядом с самим Константином слой был сравнительно тонок, а вот вышел виднелись целые сугробы.
А почему вообще было какое-то «выше»?
Константин присмотрелся повнимательнее, и да, здесь был небольшой склон.