— Про себя, значит… — проворчал он, уже не так уверенно. — Чтобы дошло, значит… Ладно, — махнув рукой, наконец буркнул он. — Читай про себя, хрен с тобой. Но до самого отбоя чтобы сидеть и не шевелиться!
Он круто развернулся и не оборачиваясь пошел к выходу.
Ну наконец-то! Вместо этого невнятного бормотания хотя бы можно посидеть и спокойно подумать. А подумать мне было о чем!
Ведь завтра в мастерскую. К людям, которые уже один раз пробили мне башку. Плюсом к ним в наличии Жига. Прямо здесь, в этих стенах, даже ходить никуда не надо! Он явно не простит своих побитых шакалов. Будет мстить. Жестоко, по-здешнему.
А над всем этим — самая гуманная в мире система российского призрения. Дядьки, батюшки и приют на Выборгской стороне.
Я сжал кулаки. Никакой силы, кожа да кости. Эх, Сеня, Сеня, чего же ты такой слабенький был?
Впрочем, за ответом далеко ходить не нужно. Каждый миг, что находился здесь, я чувствовал пустой, сосущий холод под ребрами. Голод! Именно он и делал меня слабым. Все упирается в отсутствие нормальной жратвы. Без нее я останусь заморышем, которого может пнуть каждый.
Драться с Жигой — нужна сила. Чтобы выдержать побои в мастерской — нужна выносливость. Чтобы думать, как обмануть эту систему, — нужен ясный ум.
А для всего этого остро требуется главное — еда. Нормальная еда, а не та серая бурда, которой нас кормили.
Ну что, подведем некоторые итоги. Наверно, даже не стоит пытаться понять, как я здесь очутился. Просто принять это как неоспоримый факт. Зато в полный рост стоял другой вопрос: а что мне, собственно, делать дальше?
Просить милостыню? Унизительно. Да и с временем проблема. Мы то в приюте сидим, под присмотром, то по своим мастерским и лавкам расползаемся — учиться, так сказать, постигать азы профессии. Работать усерднее? Что-то сомневаюсь, что за это перепадет дополнительная пайка!
Думай, Саныч, думай… Решение должно быть где-то рядом. Здесь. В этих стенах. Где-то должен быть источник. Место, где еды много.
И ответ был до смешного прост. Кухня. Тут ведь есть кухня! Пойду-ка я попытаю там счастья… На кухне всегда есть что сожрать!
Украдкой оглянулся по сторонам. Дортуар гудел своей жизнью, никто не обращал на меня внимания. Одним кающимся грешником больше, одним меньше — какая разница. Бесшумно, как тень, я выскользнул в коридор и направился туда, откуда всего час назад нас выгнали — в трапезную.
Здесь было пусто и гулко. Длинные, голые столы стояли в полумраке. В воздухе еще висел кислый дух остывшей каши и дешевого чая. Моя цель — неприметная, обитая войлоком дверь в дальнем конце зала. Из-под нее сочился тонкий ручеек света и доносился едва слышный гул. Оттуда приносили еду. Туда уносили грязные миски.
Я толкнул тяжелую, неподатливую створку и шагнул в другой мир.
В лицо ударил жар — густой, влажный, как в бане. В воздухе стоял натуральный туман — смесь пара от вареной капусты, едкого лукового чада, дыма от шипящего на сковороде прогорклого сала, сладковатого душка мяса и надо всем этим висел мощный дух копоти и застарелого человеческого жилья.
Нда… Ну и видок! Не кухня, а пещера троглодитов какая-то! Низкий сводчатый потолок, черный от сажи, с которого свисала жирная бахрома паутины. Стены, выложенные грубым камнем, вечно мокрые от пара, покрытые слоем въевшейся грязи. Пол, вымощенный треснувшими плитами, липкими от жира и засыпанными слоем грязной соломы, которая чавкала под ногами. В углу стояла огромная деревянная бочка с мутной водой, на поверхности которой плавали щепки и дохлая муха.
В центре возвышалась русская печь. Вдоль стен тускло поблескивали медные котлы и чернели чугунные чаны. С потолочных балок на крюках свисали копченые свиные окорока и длинные, сплетенные в косы, связки лука.
На длинном дубовом столе, чья поверхность была изрублена до состояния лунного пейзажа, творилась кулинарная магия. В стороне, рядом с главным котлом, где булькало фирменное блюдо «Сиротская радость», стояли две оловянные миски побольше. В них, кроме каши, плавали бледные куски требухи. Ужин для «дядек» — чтобы служба медом не казалась. А рядом на относительно чистой тряпице стоял фаянсовый судок с крышкой. Островок цивилизации в этом царстве отчаяния. Из-под крышки пробивался оскорбительно-божественный аромат жареного мяса, грибов и сметаны. Бефстроганов. Пища богов! Видимо, для воспитателя.
У печи, помешивая в общем котле варево огромным, похожим на весло черпаком, стояла крепкая, пышущая здоровьем и очень толстая женщина. Простоволосая — сальные пряди были кое-как скручены в узел на затылке. Лицо глупое и вздорное, с красными от печного жара щеками. Кожа на этих щеках казалась пористой, как у старого апельсина. Сенина память тут же подсказала — это кухарка. Зовут Агафья. Характер скверный. Любит выпить. И сейчас она, скорее всего, прогонит меня подзатыльником.
За столом стоял плюгавенький мужичок с плохо выбритым, испитым лицом: Прохор, «кухонный мужик» — ее помощник и, судя по всему, полюбовник. Он методично, с глухим, ровным стуком шинковал на грязной доске капусту диковинным тесаком с широким лезвием.
Тук… тук… тук…
Агафья, не прекращая помешивать варево, с брезгливым раздражением повернулась в мою сторону. Маленькими, глубоко посаженными глазками смерила меня с ног до головы с тем же радушием, с каким смотрят на выползшего на середину комнаты таракана.
— Что тебе здесь надобно, заморыш? — низким, простуженным голосом протянула она. — Ты что, Прошка, опять засов не задвинул? — это уже мужику. Тот покосился на меня с крайним неудовольствием. Щас точно прогонят!
Ну что, шансов мало, но раз уж пришел — надо попытаться!
— Да я, тетя Агафья, спросить хотел — может, помочь чем? — сказал я, стараясь, чтобы голос жалостливо задрожал. — Могу воду носить, картошку чистить, котлы драить. А у вас, может, найдется корка лишняя?
Агафья перестала мешать, медленно вытащила весло из варева, и с него густо закапала серая жижа. Она оперлась на поварешку, как на копье.
— Корку тебе, значит? — переспросила повариха, и в ее голосе прозвучал яд. — А ну пшел вон! И без тебя тут дармоедов хватает!
Она сделала шаг ко мне.
— Нам тутоти ртов лишних не надобно! Здесь все наперечет! Каждая крошка, каждая плошка. А кто не при деле — тот вор. Ты воровать пришел?
— Нет, работать…
— Не положено! — рявкнула она так, что в