Они пригнулись и бесшумно, как тени, нырнули в обход — и Грачик с ними.
Я остался один.
Бросил оценивающий взгляд на врага. Центнер пьяного, агрессивного мяса. Мои нынешние кулаки для него — что горох об стену. Лезть врукопашную с моим весом в сорок килограммов против такого лося — чистое самоубийство. Я не герой из книг и фильмов.
Нужен аргумент. Весомый.
Взгляд упал на валяющиеся под ногами булыжники — вечное оружие пролетариата.
Решение пришло мгновенно. Я одним движением начал расстегивать пуговицы на своей казенной курточке.
Быстро присев, нащупал несколько увесистых обломков, каждый размером с гусиное яйцо. Шершавые, тяжелые, холодные. То что нужно.
Затолкал их в правый рукав куртки. Протряс до самого манжета, чтобы легли плотно, один к одному. Затем быстро, перекрутив жесткую казенную ткань, завязал рукав узлом, затягивая так, что затрещали нитки.
Взвесил получившуюся конструкцию в руке. Получилось грубо, но эффективно. Импровизированный кистень. Центробежная сила — великая вещь, если уметь ею пользоваться. Главное — попасть куда надо и не дать ткани порваться раньше времени.
Чуть высунувшись, я замахал рукой, давай знак.
— Эй, козел! — тут же из темноты раздался бас Васяна.
В широкую спину мастерового полетел мусор. Один булыжник гулко, костяным звуком стукнул его по лопатке.
— Получай, гнида! — срывающимся фальцетом крикнул Спица, запуская в него куском кирпича.
Амбал зарычал, дернувшись от неожиданности. План сработал.
— Чаво⁈ — взревел он, тяжело, всем корпусом поворачиваясь к мелким обидчикам. — Кто там? Убью!
И выпустил девушку, разворачиваясь к ребятам, а соответственно, открыл мне самое главное — свой незащищенный затылок и шею.
«Пора».
Выскочив из тени арки, я рванул к нему. Бежал бесшумно, на носках, на ходу ускоряясь, чтобы набрать инерцию.
Правая рука уже раскручивала куртку над головой. Камни в рукаве натянули материю, превращая жалкую одежку в боевой молот. Воздух свистнул, разрезаемый тяжелым узлом.
Мастеровой только начал понимать, что главная угроза не там, куда он смотрит. Хотел повернуть голову, но безнадежно опоздал.
Я вложил в удар все, что у меня было.
— Х-хэ!
Узел с камнями со смачным, влажным хрустом врезался ему точно за ухо, в основание черепа.
Громила даже не вскрикнул. Его будто разом обесточили. Колени подогнулись, и бугай, нелепо взмахнув огромными ручищами, кулем рухнул в грязь, едва не придавив собой девчонку.
Тяжелый шлепок тела о землю прозвучал в тишине неестественно громко.
Девушка застыла, прижав руки к разорванному вороту платья. Она смотрела на лежащую у ее ног тушу расширенными от ужаса глазами. В полумраке лицо казалось белым, мертвенным пятном.
«Готов», — холодно констатировал я, останавливаясь и тяжело дыша. Руки слегка подрагивали. Но дело было сделано.
Я подскочил к ней, хватая за холодное запястье. Времени на сантименты не было. Если этот боров очухается или на шум прибегут другие — нам конец.
— Бежим! — рявкнул я ей в лицо. — Быстро!
Мы пробежали всего на полсотни шагов, завернув за угол, когда девчонка вдруг уперлась. Она затормозила так резко, что подошвы проскользили по грязи, и попыталась вырвать руку из моего захвата.
— Пусти! — задыхаясь, крикнула дурында. Глаза на мокром от слез лице казались бешеными. — Корзина! Там же корзина с шитьем осталась!
Я дернул её на себя, не давая рвануть обратно.
— Те чё, жить надоело⁈ — рыкнул я. — Плевать на корзину! Уходим!
— Ты не понимаешь! — Она вцепилась в мой рукав с неожиданной силой. — Там заказ! Батистовое шитье для барыни! Если потеряю, мне век не расплатиться! Хозяйка в долговую яму посадит!
Да ёп твою мать!
Я заглянул ей в глаза и увидел, что девчонку трясет уже не от страха перед мужиком, который только что пытался её изнасиловать. Это был другой страх. В этом веке экономическое рабство пугало почище любого ножа.
В этот момент за углом послышался тяжелый, сбивчивый топот. Я напрягся, сжимая кистень. Но из темноты вынырнули свои.
— Сеня! — выдохнул Васян, тормозя юзом. — Ты его… того? Убил?
В их глазах я читал смесь дикого восторга и страха. Они видели, как рухнула та гора мяса.
Девчонка снова дернулась в сторону тупика.
— Сам схожу, — отрезал я, принимая решение. — Один. Так тише будет. Васян, держи её. Если кто чужой: гаврила или фараон, — появится, хватайте девчонку в охапку и тикайте сразу. Меня не ждите.
После чего развернулся и нырнул обратно в темноту.
В тупике было тихо, только снизу доносилось булькающее, хриплое дыхание. Мастеровой лежал в той же позе — мордой в грязи, раскинув руки.
Я подошел не таясь. Присев на корточки, потрогал шею. Жилка бьется. Ровно, мощно.
«Жить будет, — хмыкнул про себя . — Просто свет выключили. Скажи спасибо, что я тебя в грязи не утопил, урод».
Но и уходить пустым не хотелось, раз пришлось возвращаться.
Оглянувшись, я быстро начал шмонать его одежду.
В кармане широких портов звякнуло. Пальцы скользнули внутрь, нащупывая металл. Я выгреб все подчистую.
В темноте не разглядеть, но на ощупь — пятака три меди и что-то покрупнее. Серебро. Кажется, ламышник — полтинник.
Негусто, но для сирот целое состояние.
Небрежно ссыпав монеты в карман, я прижал их ладонью, чтобы не звякали. Совесть молчала. Этот ублюдок только что хотел сломать жизнь девчонке. Считай, легко отделался.
Оглядевшись, я поднял валявшуюся у стены плетеную корзину.
Грубо затолкав материю обратно, бросил последний взгляд на поверженного гиганта и быстрым шагом направился к выходу.
— Ну что? — шепотом спросил Грачик, когда я вынырнул к ним.
Увидев корзину в моих руках, девчонка всхлипнула.
— Проверяй, — коротко бросил я, сунув ей добычу. — Всё на месте?
Она судорожно ощупала сверток.
— Да… Вроде да. Грязная немного сбоку, но шитье цело… Господи, спасибо…
— Тебя как звать-то? — глянул я на нее.
— Варя, — протянула она.
— Пошли отсюда, — скомандовал я. — Быстро. Веди, красавица. Куда тебе этот клад доставить надо? Проводим. Одной тебе сейчас только на беду напороться.
Варя кивнула, трогательно, как ребенка, прижимая корзину к груди.
Поминутно оглядываясь, мы двинулись прочь с проклятого места.
— Ох, дура я, дура я набитая… — бормотала Варя, пока мы почти бегом направлялись к набережной Фонтанки. — Думала срезать через дворы. Хозяйка, мадам Попова, ужас как серчает, если срок пропустишь!
Она прижимала корзину так, словно там был не кусок тряпки, а золотой слиток.
— А там батист!