Что до остальных убитых с помощью артефактов… Ну что ж, их все равно не воскресить. А Джеймс не считал себя поборником справедливости всегда, везде и для всех – за этим следовало обращаться к Ричарду. Кроме того, краем уха граф кое-что услышал о том, каким «чудесным» человеком был усопший табачный король мистер Дьюк… без него земля точно не опустеет. Прочие жертвы тоже принадлежали к высшему сословию и не отличались добродетелями… Лорд Сеймурский на своем опыте знал, какие страшные души зачастую скрываются за высокомерными масками богачей и аристократов. Его и самого вряд ли кто-то мог назвать невинным агнцем. Значит, проще списать убитых на высшую справедливость и забыть о них.
– Джеймс! – раздался полный осуждения голос Ричарда, которому вновь наскучило ждать, когда граф изволит очнуться от своих мыслей. – Не хочешь разговаривать, так пойдем ко мне. Перед отъездом я купил бутылку бурбона шестилетней выдержки. И позволю себе напомнить, ты уже больше чем полгода назад обещал отметить мою первую победу на суде и оправдательный приговор, вынесенный одному всем известному лорду. Так и быть, не стану разорять твой бар – я не мелочен, но выпить чего-нибудь хорошего и крепкого нам просто необходимо.
– Выпить… – Джеймс задумался.
Идея была неплоха. Выпить можно. Только не вместе с Ричардом, а в одиночестве, в своей каюте. Граф обернулся, почувствовав на себе чужой пристальный взгляд. Уже в третий раз за сегодня. И опять никого подозрительного. Компания развлекается, одинокая леди, с комфортом устроившись на шезлонге, дышит свежим воздухом. Солидных лет мужчина прогуливается по палубе под руку, вероятно, с супругой.
– Ты Хартмана не видел? – спросил Джеймс, обращаясь к Ричарду.
– Полагаю, опять в карты режется, – пожал плечами Дик. – Он странный какой-то. Мне раньше казалось, что мистер Хартман такой тихий и почтенный эскулап, а в последнее время ощущение, будто его подменили. Пьет, перед женщинами хвост распускает, в карты режется, а ест так, словно каждый кусок может стать для него последним или будто его в течение пяти лет держали на одной овсянке. Это мне повезло застать его в период затишья или с ним что-то случилось?
– Второе. Но подробностей не будет, – сухо ответил Джеймс.
– Так ты примешь мое приглашение? – Дик был удивительно настойчив, и это раздражало.
Граф уже хотел ответить что-то резкое, но услышал тихий мелодичный перезвон и ощутил легкую вибрацию на груди, где висел амулет связи с миссис Вульф и Стриклендом.
– Прости, мне нужно поговорить с управляющим.
Джеймс поспешно направился в свою каюту, в который раз под благовидным предлогом сбежав от Ричарда.
Щелкнул замок двери. Теперь можно стать самой собой. Переодеться в домашнее и лечь в постель.
Медальон связи давно погас, и Фрэнни не собиралась его активировать. Разговаривать ни с кем не хотелось.
Стрикленд и миссис Вульф уже несколько дней настойчиво пытались с ней связаться, но тщетно.
Франческа лишь с огромным трудом заставляла себя общаться с людьми и изображать подобие жизни. Ей хотелось лежать в каюте, сжавшись под теплым одеялом, и ни о чем не думать. Не вспоминать, что вся жизнь расписана до последнего вздоха. Не помнить о том, что совсем скоро придется умереть. Не думать о том, что произойдет после… с теми, кто останется, когда ее не станет. Не сознавать, что огромный океанский пароход везет ее в последний путь. Она, Франческа Кавендиш, будет лежать в каменном саркофаге рядом с братом, но в мире от ее ухода почти ничего не изменится.
После нее никого не останется. И никто о ней не вспомнит, исключая разве что Ричарда. Да и тот утешится. Не через год, так через два или три. Он молод, у него вся жизнь впереди. И над ним не будет тяготеть родовое проклятие. Не будет… Только он никогда не узнает, кому обязан своим счастьем. Встретит другую женщину и проживет с ней длинную чудесную жизнь…
Пусть. Фрэнни надо смириться и с этим. В конце концов, она ведь приняла решение, так к чему теперь сомнения? Но маленькая эгоистичная и себялюбивая дрянь в душе непрерывно подавала голос, не желая приносить жертву, о которой никто не узнает и которую никто не оценит. И чтобы справиться с ней, требовалось немало сил. Девушка легла на кровать и закрыла глаза.
Доктор Хартман… Тихий и почтенный эскулап, которого подменили. Эх, Ричард, если бы ты только знал…
– Кто вы? – таков был первый вопрос, который задала Франческа, едва за спиною Хартмана закрылась дверь крохотной съемной квартиры.
– А вы не догадываетесь?
– Понятия не имею. У доктора тоже есть близнец и это вы?
– Слабая попытка, вы могли бы и лучше. Налейте-ка мне выпить, юная леди.
Не дожидаясь приглашения, мужчина снял с головы шляпу-котелок, закинул ее на вешалку и, повесив пальто, прошел в холодную гостиную – Фрэнни плохо давалось домашнее хозяйство, и она редко вспоминала, что камин нужно растопить. Холод был ей привычен.
– Я знаю одно, мистер… вы не мой семейный врач, – сказала она, доставая плохо вымытые стаканы и ополаскивая их в мойке. – Но не могу понять, почему вы спасли жизнь мне и Ричарду Кавендишу и почему так похожи на доктора Хартмана.
– А это вы скоро поймете. Но сначала, будьте так любезны, принесите уже мне что-нибудь крепкое и согревающее. Я жду и не люблю повторять свои просьбы по два раза.
Он говорил так, будто Фрэнни была его служанкой.
– Послушайте, кем бы вы ни являлись, извольте выбирать свой тон! – Бутылка виски замерла в ее руке. – У вас нет прав обращаться ко мне как к девочке на побегушках! Я – леди Франческа Кавендиш, а вы…
– Томас Кавендиш. Твой дед, юная леди, если опустить множество приставок «пра». И поэтому ты спокойно нальешь мне виски, а потом сядешь в кресло напротив и будешь слушать. Дети должны почитать старших. А ты совсем еще ребенок. Но немного выпивки можешь плеснуть и себе. Здесь у тебя очень холодно.
Не поскупившись на виски, Фрэнни вручила стакан гостю