Так что он ждал.
Пусть спит.
Он будет её щитом. Её мечом. Её постелью тепла.
Она больше не боялась его. Это его радовало.
Она не сопротивлялась ему. Ещё лучше.
Он покажет ей, что ей больше никогда не придётся тосковать по далёкой Земле. Не когда у неё есть он.
Они лежали так долго, достаточно, чтобы он начал синхронизировать своё дыхание с её. Даже когда она ворочалась, прижимаясь к нему ещё сильнее.
И тогда едва слышно прозвучал сигнал от системы корабля.
Входящий вызов.
Он сначала не пошевелился.
Только слушал.
Да.
Ровокская частота.
Дулаахат прибыл.
Облегчение скользнуло по его лицу.
Они покинут этот проклятый мир.
И когда она будет в безопасности на Ивокке, в его крепости, в его владениях…
Он уничтожит любую угрозу, которая когда-либо посмела прикоснуться к ней.
Дуккаров. Кролл. Налгар. Все они сгорят.
Она пробудила бурю внутри него.
И он станет богом мести ради неё.
Глава 41
Сильвия пошевелилась от лёгкого касания тёплых пальцев по её щеке.
Кихин.
Он стоял на коленях рядом с ней, всё ещё благословенно нагой, и жестом торопливо подозвал её, резкость его движения прорезала туман после последовательного изнеможения, которое всё ещё держало её тело. Она моргнула, сонно, но послушно. Его срочность не нуждалась в переводе.
Им нужно уходить.
Разумеется. Они потерпели крушение на неизвестной зимней планете посреди чёрт знает чего — почему бы ей спорить?
Он двигался с жестокой, безупречной эффективностью, помогая ей одеться. Та же странная инопланетная одежда снова обтянула её кожу, затянутая его ловкими руками. Затем он вновь завернул её в меха — с неожиданной нежностью, будто облачал в броню что-то бесценное.
И затем она наблюдала.
Как он поднялся и активировал свою броню.
Даже повреждённая, она была завораживающим зрелищем.
Она вспыхнула по его телу кусками, тёмные пластины сдвигались и защёлкивались, обнимая его мощную фигуру. Он стоял перед ней, словно бог войны: смертельно опасный, собранный, прекрасный.
Чёрт.
Этот самец был воплощённым убийством.
И он решил направить всю эту поразительную инопланетную ярость только на неё.
Она покачала головой, дыхание перехватило. Он повернулся и снова поднял её на руки, и на этот раз она даже не подумала возражать.
Почему бы?
Её тело всё ещё мерцало остаточными послевзрывными толчками удовольствия, и внутри неё клубилось ленивое, тёплое, совершенно довольное ощущение. Несмотря на резкую смену темпа и тревожную жёсткость в его движениях, она чувствовала себя в безопасности.
Вот это и было проблемой.
Она чувствовала себя слишком в безопасности.
Она должна быть настороже, мыслить критически, оценивать риски, тревожиться о страшных вещах, над которыми у неё нет никакого контроля.
Но она не тревожилась.
Потому что рядом с этим самцом казалось, что ничто во вселенной не сможет до неё дотянуться.
Она пыталась напомнить себе, что он — не её спасение. Что страсть и удовольствие — не то же самое, что доверие.
Что он всё ещё мог причинить ей зло.
В конце концов… он владел ею.
Но — чёрт — ей приходилось признать… ей это нравилось. Нравилась вся эта чёртова изломанная фантазия.
Всё ещё была часть её, тоскующая по Земле: по людям, по привычному миру, по вещам.
По её прежнему «я».
Но теперь появилась другая частица — дикая, сырая, безымянная — о существовании которой она не знала. Та часть, что пряталась годами, пока она сглаживала себя в нечто практичное и удобное.
Кихин разбил её.
И теперь занял пустоту, которую она не замечала.
Они дошли до кабины. Экран ожил, заливая панели странным светом.
Она увидела корабль, снижающийся с небес: угловатый силуэт, весь в острых линиях и тяжёлой броне. Не гладкий, как корабль Кихина. Нет — этот был построен как крепость.
Она поняла сразу: они оставят его разбитый корабль.
А потом…
Она увидела это.
В снегу, подсвеченное кровавым розовым светом странного красного солнца.
— О боже… — выдохнула она.
Это была целая армия. Фигуры в серебристой броне, марширующие в чётком строю. Сто человек, как минимум.
— Охренеть… — прошептала она.
Кихин не дрогнул.
Он шагнул вперёд — тихо, уверенно — и вновь надел шлем. Чёрная лицевая пластина скрыла его странную, устрашающую красоту. Он сказал ей что-то на своём языке — слова незнакомые, мелодичные, но интонация была сталью.
Окончательной.
Затем он начал двигаться по комнате, собирая оружие со стен: пушки, клинки и другие вещи, названий которым она не знала — огромные инструменты войны, созданные для таких, как он.
И потом — неожиданно...
Он вернулся к ней.
Коснулся её лица перчаткой брони — осторожно, нежно, будто против воли. Шепнул что-то низкое, глубокое.
Она не понимала слов. Но понимала смысл.
Он защитит её.
Она кивнула, хотя горло сжалось так, что говорить было невозможно.
И она будет ждать.
Ждать, пока корабль спустится, чтобы увезти их с этой мёртвой планеты.
Куда?
Она не знала.
И ей было всё равно. Потому что теперь её прежний мир был разрушен. Потому что она сама была разрушена.
Глава 42
Холод впивался в открытую кожу, когда Кихин шагнул через пробоину в корпусе, ветер резал, будто ножами, проходя сквозь искорёженные остатки его некогда величественного корабля. Его броня плотно сомкнулась вокруг тела, шлем на месте, системы мигали, работая на половине мощности. Дыхание оставалось ровным.
Он не был уставшим. Любые следы усталости стерлись триумфом от того, что он нашёл её.
И яростью — яростью от одной только мысли, что кто-то посмеет попытаться отнять её у него.
Красноватый снег хрустел под его тяжёлыми шагами. Каждый шаг — намеренный, весомый, наполненный целью. Впереди приближались Налгары — серебристая броня, чёткий порядок, идеальная синхронность. Армия.
Они думали, что смогут взять его? Кто знает зачем. Налгары по своей природе жестоки и кровожадны. Возможно, они хотели забрать награду за его голову. Возможно — убить ради развлечения, ради мести. А может, какой-нибудь высокопоставленный Налгар просто хотел попробовать кровь Хворока.
Его предыдущая оценка их благоразумия — надежда, что они оставят его в покое — оказалась полностью ошибочной.
Эти Налгары были куда глупее, чем он предполагал.
Он — Хворок. Или они забыли?
И они посмели претендовать на то, что принадлежит ему?
Это было немыслимо.
Его зрение обострилось. Кровожадность поднялась. Но на этот раз это было не просто выживание. Не месть. Не кредиты. Не гордость, не честь, не выцветшая память о родине, давно обращённой в пепел.
Это было ради неё.
Сильвии.
Она пробудила в нём то, о существовании чего он и не подозревал. Решимость, превосходящую всё, что он чувствовал за все циклы службы в рядах Хвороков. Больше, чем когда он сражался рядом со своими братьями. Больше, чем когда прорубал себе путь через ряды врагов ради выполнения контракта.
Это было иное.
Это было его.
То, что нужно защищать.
Мысль о её лице — мягком, открытом, дрожащем от доверия — о том, как она тянулась к нему, шептала ему, цеплялась за него… разжигала в груди огонь. Он должен защищать её. Будет. Любой ценой.
Налгары посмели вмешаться. Посмели приблизиться. Посмели бросить вызов.
Его руки сжались в кулаки.
Голос треснул в шлеме, ослабленный повреждением системы связи.
— Похоже, у тебя гости, — хрипло отметил Дулаахат, бесстрастный даже сейчас. Значит, Ровок видел, в каком он положении. — Удержи их, пока я не войду в зону обстрела. Если кто и сможет… то ты, Хворок.
Кихин не стал отвечать любезностями.
— Принято.