— Сигнал! — крикнул он, и подбежал мичман с сигнальной книгой. — Передать на «Ла Сайрин»: немедленно явиться на борт флагмана.
Через несколько секунд необходимые флаги были выбраны, выхвачены из ящиков у гакаборта, прикреплены к фалу и взвились на топ мачты. Они развернулись и затрепетали на ветру, яркие и четкие. После кратчайшей паузы сигнальный мичман, наблюдая в подзорную трубу за далекой «Ла Сайрин», крикнул:
— Принято, сэр!
Позже Хау провел еще одно совещание в большой каюте, на этот раз с участием капитана Нантвича и его первого лейтенанта. Он объяснил, что нужно делать, и показал им письмо, которое собирался отправить капитану корабля Соединенных Штатов «Декларейшн оф Индепенденс», некоему Дэниелу Куперу.
— Мы войдем в гавань и заберем «Калифему», — сказал Хау. — Другого пути я не вижу. Я сделал все возможное, чтобы избежать боя, если это возможно, и по этой причине я строжайше запрещаю британской стороне стрелять первой. Если стрельба и будет, то история должна зафиксировать, что ее начали американцы.
Наступила напряженная тишина, пока группа профессиональных воинов обдумывала последствия этого приказа. Нантвич высказал общее мнение.
— Бортовой залп «Декларейшн» — это восемнадцать 24-фунтовых длинноствольных орудий и пять 32-фунтовых карронад, сэр Брайан.
— Вы думаете, я этого не знаю, сэр? — сказал Хау.
— Но, сэр Брайан, если мы позволим им произвести первый залп, беспрепятственно, тогда…
— Черт вас побери, сэр! — сказал Хау. — Если у вас не хватает духу на это дело, то утешьтесь тем, что «Диомед» пойдет впереди «Ла Сайрин», так что стрелять будут не в ваш треклятый корабль, а в мой!
— Я протестую, сэр! — сказал Нантвич. — Я не это имел в виду.
— Я знаю, черт вас побери! — сказал Хау. — И я жду от любого из присутствующих предложений, как лучше выйти из этого дела. — Он обвел взглядом стол, но никто не проронил ни слова. — В противном случае, я ожидаю, что эскадра будет в полной боевой готовности и под боевыми парусами через три дня, ровно в 12 часов дня, когда истекает срок моего ультиматума американцам.
33
«Поскольку южная оконечность Дир-Айленда — низменная и ненадежная почва, я размещу свои орудия на северной части Лонг-Айленда, где твердая и возвышенная местность позволит мне простреливать канал и бить по британцам на подходе».
(Из письма от воскресенья, 4 октября 1795 года, от майора Джеймса Эббота, артиллерия ополчения Массачусетса, капитану Дэниелу Куперу, Военно-морской флот Соединенных Штатов, на борту «Декларейшн оф Индепенденс», Бостонская гавань).
*
Капитан Дэниел Купер отдыхал один в своей дневной каюте. Он отправил ультиматум Хау на берег соответствующим властям. Бостон пылал от возбуждения, все возможные меры предосторожности были приняты, и на данный момент ему нечего было делать, и в этом бездействии его одолевали мрачные мысли. Он вспоминал бой, который вел в прошлом году против британского фрегата «Фиандра», и ужасающую скорость и меткость британской артиллерии. Залп за залпом, «Фиандра» стреляла вдвое быстрее «Декларейшн», и ему повезло, что появился повод для отступления, когда на горизонте показались еще два британских корабля.
Купер гадал, так же ли хороши корабли Хау? Он гадал, как быстро и метко будут стрелять в бою его собственные канониры? Он много их муштровал, но без боевой стрельбы. И… и… у него больше не было Джейкоба Флетчера, чтобы обучать канониров. Этот человек был чудом в артиллерийском деле. Неужели это правда, как считал дядя Езекия, что истинный дар Флетчера — в коммерции, и что этот человек на самом деле презирает морскую службу?
Купер достал два письма, полученных в тот день: одно от дяди, с чем-то вроде извинения за их ссору, а другое — от нее. Письма были очень разными, но имели и общие черты. В каждом косвенно упоминалось, что у него, Дэниела Купера, есть отличный шанс быть убитым в понедельник утром, и в каждом упоминался тот самый Джейкоб Флетчер; предмет, по которому у каждого из авторов было твердое мнение. Дядя Езекия был твердо намерен сдержать свое слово Флетчеру относительно золота, в то время как она (очаровательное, милое и нежное создание) видела в этом человеке лишь зло.
Тут снаружи послышался топот ног по трапу и стук в дверь каюты. Это был его первый лейтенант с молодым майором-артиллеристом, только что прибывшим с берега, в своем коричневом мундире с красными обшлагами, в кожаном шлеме с ярким гребнем, в щегольских ботфортах и со шпагой на боку.
— Имею удовольствие представить майора Эббота, капитан, — сказал он. — Мы вас ждали.
— Входите, майор, — сказал Купер, вставая и протягивая руку. — Какую поддержку вы можете мне оказать?
— Четыре 18-фунтовых орудия, сэр, — сказал артиллерист. — Мои люди осматривают две возможные позиции. Но любая подойдет и позволит нам обстреливать корабли Хау до того, как они вступят в бой с вами.
— 18-фунтовые? — нахмурился Купер. — Ничего потяжелее?
— Нет, сэр, не за имеющееся время и с тем малым количеством обученных людей, что у меня есть, если только, конечно, вы не одолжите мне людей со своего корабля.
— Нет, — сказал Купер. — Они нужны здесь на случай, если Хау предпримет внезапную атаку. Я благодарен вам за то, что вы сделали, майор. Четыре 18-фунтовых орудия с береговых батарей окажут неоценимую помощь моему кораблю. — Он заставил себя улыбнуться. — Не сочтите меня неблагодарным!
— Это честь, сэр, — сказал артиллерист. Он помолчал и задал вопрос, который задавал весь Бостон: — Дойдет ли до боя, сэр? Войдет ли Хау в понедельник, как обещал?
— Да, — сказал Купер. — Он войдет.
— И сможем ли мы его остановить? Сможет ли «Декларейшн» остановить его, если он пройдет мимо моих орудий?
— Да, — сказал Купер. Ибо это, принимая все во внимание, было его честным мнением. — И в любом случае, мы обязаны попытаться. — Он вздохнул. — Не может быть и речи о том, чтобы позволить ему беспрепятственно войти в американский порт. Если он