— Потому что он, черт побери, британский адмирал! — говорю я. — Наш флот обследовал все ваши гавани во время вашей треклятой Революции.
— Не моей, черт тебя побери! — прорычал Рэтклифф. — Я служу своему королю, благослови его Господь!
— Их треклятой Революции, значит! — говорю я. — И Королевский флот с тех пор постоянно курсирует у вашего… у американского… побережья. И они, черт побери, одержимы составлением треклятых карт. Они никогда не останавливаются!
Рэтклифф посмотрел на нашу карту и еще немного подумал.
— Этот француз — вот настоящая проблема, — говорит он. — Мы не можем позволить им вернуться домой с британской командой, перешедшей на их сторону, в этом-то вся причина. Именно из-за этого британцы снова начнут воевать с американцами. — Он провел линию на песке от Бостона к камешку, изображавшему «Меркюр».
— Я знаю ответ, — говорит он. — А почему бы нам не найти по бочонку пороха, не доплыть до француза и не взорвать его к чертям! — Он рассмеялся.
— Ага, — говорю я. — И попросим еще нашу крестную фею сделать нас невидимыми, чтобы лягушатники нас не заметили…
И когда я это произнес, меня осенила самая поразительная мысль. Я не из тех, кто предается полетам фантазии (кроме коммерческих дел, конечно), и обычно в делах, требующих действия, мне доставалось идти трудным путем. Но не в этот раз.
— Сапоги Господни! — говорю я, и сердце начинает колотиться о ребра. — Рэтклифф, мы могли бы это сделать. Именно это мы и могли бы сделать!
— Что? — говорит он.
— Мы могли бы сделать это на машине Стэнли — «Планджере».
Рэтклифф содрогнулся.
— На этой крысоловке? — говорит он. — Это же морской гроб.
— Вовсе нет, — говорю я и тут же осекаюсь, вспомнив те жуткие мгновения на дне Морганс-Бей. — Ну, по большей части нет. В основном…
— Ха! — говорит Рэтклифф. — Приятно это слышать, нечего сказать!
— Нет, — говорю я, — я в ней погружался, и она работает. Я видел, как Стэнли устанавливает свои подрывные мины где ему вздумается, и, ей-богу, когда они взрываются, ничто не может устоять!
Рэтклифф посмотрел на меня с напряженным вниманием.
— Это можно осуществить? — говорит он. — В Революцию были попытки с такими штуками. Бушнелл пробовал, но все его машины потерпели неудачу.
— Не слыхал ни о каком Бушнелле, — говорю я, — но я видел машину Фрэнсиса Стэнли и говорю вам — она работает!
— Боже милостивый! — говорит Рэтклифф. — Вы ведь это всерьез, а?
— Да, — говорю я, увлеченный самой идеей.
— Вы можете управлять этим «Планджером»? — говорит Рэтклифф.
— Не знаю, — говорю я. — Для этого нам понадобится Стэнли.
— Он согласится? — говорит Рэтклифф.
Я немного подумал, и меня снова осенило.
— Да, — говорю я. — Думаю, я смогу его убедить.
Не прошло и часа, как мы с Рэтклиффом и полудюжиной людей уже гребли к верфи Стэнли на уцелевшем баркасе, который сильно протекал, и двоим всю дорогу приходилось вычерпывать воду. Но сперва мы расплатились с лекарями, оставили сухопутного, возомнившего себя хирургом, присматривать за ранеными, а паре «смоляных курток» велели похоронить мертвых, к которым теперь присоединился и лейтенант Маунтджой, которого господа медики убили, отнимая ему ногу по самое бедро.
Он отправился в безымянную могилу вместе с остальными, без савана, флага или гроба, а для компании к ним подбросили разные куски и обрубки. Рэтклифф настоял на этом на тот случай, если янки прознают о наших делах и бросят нас в тюрьму, а «смоляные куртки» даже не пикнули — дурной знак сломленного духа, ибо такое попрание их обычаев обычно делает их злыми.
На верфи Стэнли парень, оставленный на страже, пошевелил мозгами и сидел тихо, пока абордажная сабля щекотала ребра Индейца Джо, а тот разворачивал людей Стэнли, приходивших на дневную работу. Джо говорил им, что хозяин болен и просит его не беспокоить. Так что, когда мы пришвартовали баркас к борту «Эмиэбилити» и пошли по деревянному пирсу, двор был пуст. К счастью, никто с других верфей и соседних кораблей не удостоил нас и вторым взглядом, ибо «смоляные куртки», что британские, что американские, все на одно лицо, а в доках, начинавших новый день, было полно снующих туда-сюда людей.
Мы с Рэтклиффом говорили со Стэнли в его гостиной, которая при дневном свете выглядела еще более убогой и запущенной, чем ночью. Стэнли поначалу был угрюм и обижен, на что, по-моему, имел полное право, и прямо заявил, что не станет участвовать ни в чем, что направлено против его собственной страны. Более того, он в лицо назвал Рэтклиффа предателем, и они ввязались в яростную, бессмысленную перебранку о том, кто кому больше навредил во время Революции: лоялисты или патриоты.
Когда мне удалось прекратить это злобное упражнение, я указал, что нет и речи о причинении вреда чему-либо американскому, и что весь наш план — это нападение на французов с использованием подводной лодки Стэнли. При этих словах со Стэнли произошла самая поразительная перемена. Я был готов убеждать его помочь британцам в уплату за украденные им деньги. Но мне не пришлось, потому что, как только Стэнли по-настоящему понял, чего мы от него хотим, эта мысль задела в нем какую-то потаенную струну.
— Вы хотите, чтобы я вывел «Планджер» и установил заряд под «Меркюром»? — сказал он с отсутствующим взглядом. — Атаковать корабль снизу, где он наиболее уязвим.
— Именно, — сказал Рэтклифф, загоревшись собственным энтузиазмом. — Взорвать треклятого француза к чертям, и тогда не будет никакого союза Франции и Америки против британцев.
— Конечно, — сказал Стэнли, даже не слушая и уж точно не придавая этому значения. Он проигнорировал Рэтклиффа и посмотрел на меня. — И как это можно сделать, мистер Флетчер? Как можно заложить заряд?
— Ну, — говорю я, — там, где «Меркюр» стоит на якоре, всего пять морских саженей воды, а в отлив и того меньше. Если мы установим заряд на дне, полагаю, это сработает. — Но тут я понял, что не продумал все как следует. — Хм… сработает ли? — говорю я. — Как вы думаете, Стэнли?
Стэнли ухмыльнулся, как школьный учитель, опрашивающий учеников, — весь такой самодовольный и