Это существо хотело его.
Это разбило его окончательно.
Он жестом приказал ей встать. И пока она стояла, он наклонился и поцеловал её там: в её мягких складках, источнике её сладости.
Он вдохнул.
Позволил её аромату уничтожить его ещё раз.
Затем он лизнул. Дразнил. Прошёлся языком по её самой чувствительной точке, именно так, как знал, ей нравится. Её пальцы вцепились в его волосы, и он обхватил её тонкую талию, поглаживая вверх и вниз по её изгибам, почтительно и жадно.
Он пробовал её.
Снова.
И снова.
У неё наступила кульминация. Она тряслась. Стонала.
К его глубокому удовлетворению.
Но он не закончил.
Он даст ей больше.
Пока её ноги не задрожали. Пока её голос не надломился. Пока её наслаждение не пропитало его рот и его руки.
И как только она снова достигла края, он поднялся, без усилий поднимая её. Она была такой лёгкой. Такой совершенной.
Он скользнул внутрь неё с медленной, мучительной точностью.
Его крылья — теперь обнажённые, без брони — обвили её, заключая их в тень и тепло.
И они двинулись.
Вместе.
Он присвоил её.
Полностью.
И знал, что никогда не будет прежним.
Но ему было всё равно.
Так было предназначено.
Она была его.
Его человек.
Его Сильвия.
Эпилог
Она стояла на балконе, купаясь в золотом свете, глядя на лес, который никогда не мог бы существовать на Земле.
Инопланетные деревья тянулись к двум лунам над головой, их листья — светящиеся, зелёно-синие — мерцали, даже в тени. Птицы порхали в кроне — существа с крыльями, гребнями и странными, изящно изогнутыми хвостами — их пение было похоже на привычное щебетание, и всё же совершенно иное. Воздух пах густо и живо, полон чуждой пыльцы и чего-то сладкого под ней.
Это было красиво. Уединённо. Совершенно нетронуто.
Никаких городов. Никаких людей. Никакого шума.
Лишь крепость позади — крепость Кихина. Теперь и её тоже.
Грубая структура из какого-то инопланетного материала, похожего на бетон, усыпанная жилами минералов, которые ловили свет, как звёзды. Холодная и непреклонная прежде, но с её прибытием она изменилась. Немного. Едва заметные детали: ткани, привезённые со всего космоса. Тёплый свет. Даже вещи с Земли, выторгованные на рынках и у торговцев. Проигрыватель. Войлочные пледы. Настоящий кофе.
Кихин приносил что-то каждый раз, когда возвращался — а он всегда возвращался.
Иногда она оставалась здесь одна, окружённая технологиями, в которых ничего не понимала, защищённая системами, которые, вероятно, могли бы обратить в пепел целую армию. Сначала это одиночество было невыносимым.
Но больше — нет.
Не тогда, когда она знала: он вернётся с подарками. С сюрпризами. С его теплом, его руками и низким, хриплым голосом, который теперь принадлежал только ей.
Со временем она узнала о нём много… через переводчик, его всё более уверенный английский, а теперь — и через её растущее владение его языком.
Когда-то он служил империи. Был одним из элиты Хвороков, клинком во тьме, инструментом возмездия. А когда Хворoки обратились друг против друга, когда их наследие было уничтожено собственными руками, Кихин остался без цели — лишь с инстинктом выжить.
Убийца без предназначения.
Пока не нашёл её.
Мысль об этом пронзила её снова — острая, интимная, почти болезненная.
Теперь она была его целью.
И если кто-то попробует отнять её…
Она подумала о Земле. О семье. О братьях. О родителях: стареющих, хрупких. Всё ещё живых, надеюсь. Всё ещё ждущих. Всё ещё гадающих, что случилось.
Она исчезла с пляжа. Без следа. Машина осталась на парковке. Наверное, есть какое-то дело. Фото, приколотое к доске, под пометкой: Пропала без вести.
Боже. От этой мысли сжималось сердце. Как она могла оставить свою семью и друзей в боли незнания?
Но Кихин обещал. Они вернутся. Скоро. Как только корабль будет готов. Как только его маскировка будет идеальной.
Она долго обдумывала это. Планировала. Ложь.
История о похищении. О побеге. О загадочном мужчине, который помог ей. Она обучит Кихина всему: имени, акценту, предыстории.
Они справятся. Как-то.
А потом она скажет «прощай». Снова. Но правильно.
И вернётся сюда.
К нему.
План? Хлипкий, да. Но какой у неё был выбор? Она не могла вернуться к своей старой жизни. Она уже не та женщина. Эта жизнь ей не подходит — не после всего.
Не после него.
Того, кто никогда не отпустит её.
Позади неё воздух дрогнул… и тёплые руки обхватили её. Большие. Нечеловеческие. Знакомые.
Кихин.
Она не вздрогнула. Не напряглась.
Просто откинулась назад, на него.
— Что-то не так? — мягко спросил он, переводчик слабым светом мерцал в его ладони.
— Просто думаю, — сказала она чуть скованно, но на хворoкском.
Он тихо рассмеялся. Тот низкий, довольный звук, который она так хорошо узнала. Каждый раз, когда она говорила на его языке, он выглядел до смешного счастливым.
— Если тебя что-то тревожит…
— Я знаю. Ты передвинешь звёзды, чтобы это исправить. — Она слегка улыбнулась. — Я просто думала о Земле. О том, что я скажу. Это… будет сложно.
— Ты могла бы сказать им правду.
— Правда бы их сломала, — тихо ответила она. — Они бы не поверили. А если бы поверили… это преследовало бы их всю жизнь. Так — лучше будет.
— Ты лжёшь из сострадания, — задумчиво сказал он, пытаясь понять.
— Иногда это необходимо.
— Ты солгала бы мне? — его голос был мягким, но под ним звучала сталь.
Она чуть повернула голову.
— Нет. Это невозможно.
— Хорошо. — Он поцеловал её в шею, медленно, горячо, и у неё перехватило дыхание. — Тебе никогда не нужно лгать мне.
— Я знаю. — И странным образом, это было правдой. Он был единственным, с кем она могла быть полностью, абсолютно честной. Единственным, кто видел её — всю — и хотел ещё больше.
— Есть один мaджарин, — сказал он почти смущённо. — Он связан с человеческой женщиной. Я вышел с ним на связь. Если хочешь… я могу устроить встречу.
Её сердце вздрогнуло.
— Другой… человек?
— Да. Я подумал… это могло бы порадовать тебя.
— Да, — выдохнула она. — Спасибо.
Он выглядел так, будто готов сиять от удовольствия, и её снова поразило, как много радости приносит ему её счастье. Жгучей радости. Жадной радости.
Его крылья — обнажённые сейчас, всегда обнажённые в этом убежище — сомкнулись вокруг неё. Тёплые, кожистые, надёжные.
Она почувствовала, как его возбуждение прижимается к её спине. Твёрдое. Горячее.
Но он не торопил.
Никогда.
И она была ему благодарна. Благодарна ему за то