Мои мышцы сжимаются вокруг его члена, когда я кончаю. Мои соки затапливают его член. Я прерываю поцелуй и продолжаю выкрикивать его имя.
Я чувствую, как его сердце яростно бьётся у моей груди, и как внутри меня пульсирует его твёрдый член. Он целует меня жадно, почти отчаянно, лишь затем отстраняясь, чтобы пожирать меня своим голодным, раскалённым красным взглядом.
Он целует меня, повторяя шёпотом:
— Ты невероятная… я не насытился тобой…
Он входит в меня снова и снова, каждый раз точно попадая в мою самую сладкую точку. Я бы умоляла его о пощаде, если бы могла, но из моего горла вырываются только вскрики и слабые, срывающиеся стоны чистейшего, необузданного восторга, а руки и ноги дрожат в конвульсиях. Я ощущаю, как внутри меня поднимается новый оргазм — мощный, стремительный, как приливная волна, набирающая разрушительную силу в глубине океана.
Он двигается во мне всё быстрее, глубже, и я ощущаю, как моё тело охватывает его само, без моего участия — ритм становится неконтролируемым. Новая волна накрывает меня, сильнее предыдущей, и я выдыхаю его имя, почти теряя голос. Он прижимается лицом к моему плечу и страстно целует, издавая низкий, сдержанный стон, и я чувствую, как его напряжение достигает предела — горячие толчки его кульминации заполняют меня, заставляя содрогнуться всем телом.
— Септис… я… не могу двинуться…
Он тихо смеётся, обнимая меня крепче. И я чувствую следы на шее от его хватки.
Его клыки мягко касаются моей кожи:
— Знаю…
Я закрываю глаза, когда его клыки медленно пронзают мою кожу — дыхание застревает в горле. Я шепчу его имя, чувствуя, как его руки крепче обнимают меня. Укус становится глубже, насыщеннее… словно он пьёт из меня моё собственное тепло, мои чувства. Каждый новый рывок его губ к моей коже отдаётся волной сладкого, захватывающего удовольствия. Я стону громче, не в силах сдержать дрожь, моя киска охватывает его член сильнее.
Я шепчу его имя, слышу его глухой, почти звериный рык в ответ.
— Если это чувствуется вот так… можешь брать от меня всё, что захочешь… — бормочу я в полудрёме.
Я тихо всхлипываю, когда он проводит языком по моей шее, мягко, успокаивающе. Выдыхая долгий, насыщенный удовлетворением вздох, я чувствую, как мои веки дрожат и опускаются; будто вот-вот потеряю сознание от переполняющего блаженства. Голова кружится от экстаза, мысли рассыпаются, не складываются ни во что цельное. Тело становится тяжёлым, обмякшим, расслабленным до последней клеточки — я абсолютно, сладко, бесповоротно довольна.
Я почти забываю, что всё ещё подвешена в воздухе, удерживаемая шёлковыми путами… связанная с ним его твёрдым, горячим телом, глубоко соединённая с ним. Выдыхая долгий, насыщенный удовлетворением вздох, я чувствую, как мои веки дрожат и опускаются; будто вот-вот потеряю сознание от переполняющего блаженства.
Голова кружится от экстаза, мысли рассыпаются, не складываются ни во что цельное.
Тело становится тяжёлым, обмякшим, расслабленным до последней клеточки — я абсолютно, сладко, бесповоротно довольна.
Я почти забываю, что всё ещё подвешена в воздухе, удерживаемая шёлковыми путами… связанная с ним его твёрдым, горячим телом, глубоко соединённая с ним.
Я поднимаю взгляд сквозь лениво опущенные ресницы и вижу его — он смотрит на меня так, будто не верит собственным глазам. В этом взгляде — благоговение, потрясение… и такая дикая, обжигающая жажда, что моё сердце сбивается с ритма. Его глаза светятся насыщенным алым, голодным огнём. Клыки перепачканы моей кровью, а губы — распухшие, сочные, тёмно-красные, словно поцелованные самой страстью.
Я вижу, как в нём пульсирует похоть — непрекращающаяся, настойчивая, звериная. Чувствую, как его член всё ещё каменно-твёрдый, горячий, судорожно пульсирует, будто моля вернуться в меня.
Он хочет меня. До одури. До исступления.
Но одновременно — я вижу другое: борьбу.
Он держит себя в руках. Он почти дрожит от усилий, чтобы не наклониться снова, не вонзить клыки глубже, не пить меня дальше, не взять меня снова и сильнее. Он сдерживается ради меня… даже сейчас, когда ярость желания рвёт его изнутри. Моё тело содрогается, когда я ощущаю, как его член медленно, мучительно-туго выскальзывает из меня.
Септис освобождает меня из пут, подхватывая ровно в тот момент, когда я обмякаю и почти падаю. Я вижу борьбу в его глазах — настоящую, мучительную.
Я поднимаю голову, едва-едва дотрагиваюсь губами до его губ, как до огня — и его глаза широко распахиваются.
— Я хочу тебя… — шепчу я, едва слышно. Голос хриплый, слабый. Тело ломит — от него, из-за него, ради него. И я всё ещё дрожу, не в силах остановиться.
Он закрывает глаза, и из его груди вырывается грубый, сдержанный стон. По телу проходит длинная, судорожная дрожь — он пытается взять себя в руки, но я чувствую, насколько сильно он хочет меня снова.
Он поднимает меня на руки, будто ничего не вешу, — на руках у жениха, так бережно, так уверенно, что сердце тает. Он касается губами моих век, нежно, почти благоговейно, и несёт меня в гостиную.
Он опускает меня на диван с такой мягкостью, словно я хрупкое стекло.
Накрывает пледом, тщательно, медленно, заботливо, как будто каждая складка имеет значение. Я почти не чувствую собственного тела — его яд всё ещё окутывает меня, оставляя тяжёлой, блаженно расслабленной, в тёплом, дурманящем тумане. И вот — лёгкое прикосновение его губ к моей щеке. Поцелуй, в котором столько нежности, что сердце болезненно сжимается.
— День был долгим… — его голос становится низким, почти бархатным.
— Отдохни, Амата. Я так горжусь тобой.
Он включает телевизор и начинает перелистывать каналы, не торопясь, будто просто создаёт фон, чтобы мне было легче дышать.
— Скажи, когда остановиться. Мы посмотрим всё, что ты захочешь, — добавляет он, бросив взгляд вниз… и наконец замечает мое хмурое лицо. Он наклоняет голову, как удивлённый хищник, потерявший логику добычи.
— Что случилось?
— Ты придурок, ты в курсе? — бурчу я, всё ещё слишком слабая, чтобы держать ровную интонацию.
Он улыбается — дерзко, тепло, чуть самодовольно — и подмигивает.
— Знаю.
Наклоняется, касается моих губ мягким, коротким поцелуем, таким домашним и интимным, забывая, что вообще хотела сердиться. Он устраивается рядом, притягивает меня ближе к себе, устраивая мою голову на своей груди. Его тепло, тяжесть его руки, тихий шелест телевизора — всё сливается в ощущение безопасности. Я стараюсь выровнять дыхание, но оно всё ещё сбивается. Тело болит