— Я пошёл на встречу, — сказал я, остановившись в дверях.
Она, не отрываясь, смотрела в монитор. Джорджия продолжала работать за своим столом, пока я проводил собеседования на должность, которая освободилась после ухода Вирджинии. Мы как раз занимались тем, что переводили всех на новые позиции, но Джорджия умудрялась совмещать и обязанности моего помощника, и обязанности нового креативного директора.
Никто не говорил ни слова про её повышение и про то, что она встречается с боссом. Потому что все знали, как она пашет, да и, наверное, понимали, что если кто-то осмелится сказать про неё что-то гадкое, я первым выкину его за дверь.
Она усмехнулась:
— Передавай маме привет.
Я приложил палец к губам. Последнее, чего мне хотелось — чтобы все в офисе узнали, что я иду к психотерапевту. Но я дал ей слово, что схожу хотя бы раз, а я человек слова, даже если с утра ходил, как в воду опущенный.
— Скоро вернусь. — Я наклонился над её столом. — И скажи этому грёбаному Крэйгу, чтоб перестал нарываться на реванш в пинг-понг. Он проиграл. Всё, вопрос закрыт, — прошипел я.
Моя девочка вернулась из поездки и разнесла его в пух и прах, и мне каждую секунду этого зрелища хотелось пересматривать. Этот парень всю свою отпускную неделю, блин, тренировал пинг-понг, чтобы обыграть её и попытаться пригласить на свидание. Теперь она снова на вершине, и ему пора бы это принять.
— Может, тебе стоит упомянуть свою агрессию по поводу пинг-понга на сеансе у моей мамы? — вскинула бровь Джорджия.
Я обхватил её за шею и поцеловал так, что у неё дыхание сбилось, а потом вышел.
Кабинет Аланы был недалеко от моего, но на улице было чертовски холодно, так что я всё равно поехал. Как только я припарковался, снег повалил снова. Вот к чему я до сих пор никак не мог привыкнуть — пронизывающий до костей холод тут явно собирался задержаться.
Я бегом добрался до здания, поднялся по лестнице и постучал. Она открыла дверь и обняла меня.
Алана Рейнольдс была прямо как мама из книжки. Готовила воскресные ужины, с радостью выбирала подарки для своих детей, любила каждого из них до последней клеточки. Когда бываешь у них дома, невозможно этого не заметить. Она с Брэдфордом — лучшие, какие только бывают.
Вот почему меня до сих пор удивляло, что они меня приняли.
Меня не так-то просто полюбить. Мне нужно время, чтобы к людям привыкнуть.
И целая жизнь, чтобы кому-то довериться.
Алана подвела меня к дивану напротив своего кресла, и всё выглядело ровно так, как я видел в фильмах. Мой брат после смерти мамы ходил к психотерапевту — настояла бабушка. Но он никогда об этом не говорил, так же как я никогда не говорил о своих кошмарах. Мы оба всегда отмахивались: мол, всё нормально.
— Это вообще нормально — приходить к вам, если я встречаюсь с вашей дочерью? — спросил я, усевшись на край дивана и сцепив руки у себя на коленях.
— А вот скажи, если бы мама твоей девушки не была психотерапевтом, ты бы вообще пришёл?
Я задумался.
— Нет.
— Ну, вот и ответ. Это может помочь. А если это единственный способ тебя сюда заманить — считай, повезло. — Она улыбнулась, её светлые волосы, один в один как у Джорджии, мягко лежали на плечах. — Для меня в этом ничего странного нет. И всё, о чём мы тут говорим, останется в этих четырёх стенах, договорились?
Я кивнул. И следующие сорок минут мы разбирали моё детство, отношения с родителями и ту ужасную ночь, когда я нашёл свою мать. Я и не думал, что зайду так глубоко так быстро, но вот ведь как вышло.
Погружение в здоровенную кучу дерьма из старых травм.
— То есть ты был зол на отца ещё до смерти матери? — спросила она, поправив очки в чёрной оправе, глаза полные сочувствия.
— Блядь... Извините. Да.
— Мэддокс, у меня пятеро детей. Ты можешь выражаться здесь как угодно. Здесь тебя никто не осудит. Мы обсуждаем тяжёлые темы, так что не стесняйся из-за меня.
— Ладно. — Я пожал плечами. — Блядь, да. Его не раз ловили на изменах, пока она болела. Причём он даже не пытался скрываться. Всё было в лоб. Бездумно. Он причинил ей такую боль... И я, блядь, ненавижу его за это.
— Понимаю. Это было предательство и по отношению к тебе, и к Уайлу. А видеть, как твоя мама страдает, особенно когда она борется с тяжёлой болезнью, — для ребёнка это огромное испытание. — Она замолчала, постучала ручкой по губам. — Шла ли когда-нибудь речь о том, чтобы в конце её перевезли в специальное учреждение? Довольно травматично для двух подростков самим справляться со всем этим, когда отец отсутствовал и не поддерживал вас.
Я провёл рукой по лицу. Это была одна из тем, которых я терпеть не мог.
— Она не особо горела желанием покидать наш дом, и с теми возможностями, что у нас были, она получала лучшее лечение, какое только можно было купить за деньги. Но мне кажется, отец сыграл роль в этом решении. По крайней мере, судя по тому, что я как-то подслушал.
— Что именно ты слышал? — мягко спросила она.
— Как-то раз, за пару месяцев до её смерти, он снизошёл до того, чтобы появиться дома, и, увидев, насколько она изменилась с тех пор, как видел её в последний раз, буквально поморщился. Они спорили. Она говорила, что не хочет, чтобы мы видели её в таком состоянии. Думаю, она понимала, что конец близок... Но в то же время хотела быть с нами до самого конца. Если это имеет смысл.
— Конечно. Она хотела быть с вами каждую оставшуюся минуту. Я её понимаю. Но при этом она пыталась вас защитить, обдумывая и другие варианты?
— Да. Она упомянула больницу, но отцу эта идея не понравилась — слишком на виду. Её держали дома, болезнь тоже держали в тени. Думаю, если бы люди знали, насколько всё плохо, им бы не понравилось, что отец при этом разгуливает по светским раутам и публично крутит романы, пока его жена дома борется за жизнь.
— Значит, он нанял лучших